– Отлично, Юра, так держать, – это уже мне. Я кисло выдавил ответную улыбку, в то же время думая, что стал свидетелем чего-то настолько из ряда вон выходящего, о чем еще долго смогу рассказывать друзьям и знакомым длинными вечерами.
Мне еще только предстояло узнать, что любые выходки Ноны просто бледнели перед тем, на что были способны медсестры нашего маленького санатория «Спутник».
Семь лет – последний бастион наивности.
Незадолго до ужина мне сильно захотелось конфету. Я пришел в столовую, где на одной из полок буфета остался мой пакет, собранный мамой. Раскрыв его, я достал целлофановый кулек, но моих любимых шоколадных в нем не оказалось, только леденцы (пригоршня «Театральных» и столько же «Мятных»). К тому же, была еще пара «Гулливеров» и с полдюжины трюфелей – они тоже исчезли. Я долго стоял у буфета и недоверчиво разглядывал кулек. Вопрос в том, куда могли подеваться конфеты?
Будь я годом старше, я, безусловно, тут же решил бы, что их у меня стырили (или свистнули, – как говорили тогда). И, конечно, оказался бы прав. Ну не на прокат же их у меня взяли! Однако я еще не сталкивался со столь наглым воровством, и поэтому сначала подумал, что мама просто забыла их положить, собирая кулек. Но сразу вспомнил, как сам положил конфеты в него – еще бы забыть! Версия не продержалась и секунды. Новая, пока я в неприятном замешательстве вертел в руках прозрачный кулек, состояла в том, что кто-то, возможно, перепутал пакет и нечаянно взял мои конфеты (точнее, съел мои конфеты). Это предположение казалось куда состоятельнее предыдущего, хотя тоже выглядело весьма и весьма маловероятным, но продержалось секунды две – явный прогресс.
В конце концов, я был вынужден с горьким вздохом смириться, что конфеты у меня все-таки кто-то украл. И знаете что? Вот уже ровно двадцать два года эта версия успешно сохраняет свои позиции, и, думаю, может легко продержаться еще не меньше.
Только мне и в голову не пришло пожаловаться на неизвестного вора (а если бы и пришло, то я вряд ли так поступил бы из-за нескольких, пускай даже шоколадных, конфет).
Оставшиеся леденцы меня не прельстили и, вернув пакет на прежнее место, я уныло поплелся в палату.
Что ж, впечатлений от первого дня в санатории мне было уже более чем достаточно, но главные, как оказалось, ждали меня еще впереди.
Войдя в палату, я увидел как Андрей, второй по старшинству после Игоря, и еще один парень, которого, вроде, звали Антоном, и который готовился к выписке на следующий день, возятся с чем-то между рядами коек. Мое появление их явно не обрадовало, хотя игровой уголок был полон других детей.
Андрей подошел ко мне и, дружески взяв за плечо, отвел подальше от ряда, как-то уж чересчур живо интересуясь моими делами, понравился ли мне санаторий и так далее, в общем, только укрепил мое подозрение, что то, чем они занимались с завтрашним счастливчиком, имеет какое-то отношение ко мне. Похоже, ребята готовили какой-то сюрприз.
Не то чтобы это меня сильно обеспокоило, но если становится очевидным, что против тебя кто-то что-то замышляет, то и сохранять абсолютное безразличие довольно трудно, так ведь? Поэтому я спросил, что они там делали. Андрей натянуто рассмеялся, поглядывая в сторону все еще чем-то занятого товарища, и сказал: «Ничего интересного».
– Где новенький? – до зуда знакомая еще по больницам интонация, не голос, а именно интонация. Это кто-то явился по мою душу. Я обернулся к двери палаты, зная наперед, какую картину увижу: медсестра, рассеянно перебирающая глазами копошащихся детей – в поисках меня. Угу, так и есть.
Обычно это означало, что либо пора сдавать анализы, либо проходить осмотр у врача. Но для анализов было на сегодня поздновато (большинство из них сдают, как правило, с самого утра на голодный желудок, банки, склянки, не бойся, это все равно как комарик укусит, а это как…). Значит, осмотр.
– Он тут! – ответил за меня Андрей, заметно обрадовавшись, и я даже догадывался почему.
– Идем со мной, – сказала медсестра. – Тебя хочет видеть доктор.
Я снова оглянулся в сторону прохода между рядами кроватей и последовал за ней.
Все как всегда. Врачиха, та самая, что встретила меня и представила остальным в столовой, пустила в дело свой холодный стетоскоп, от которого по коже во все стороны разбегаются шустрые мурашки; на столе кабинета раскрытая библия моей болезни; дыши глубже, не дыши, моментами изнутри поднимаются беспричинные смешинки, как пузырьки в бутылке с минералкой, можешь опустить… и снова «открой рот», только на этот раз понятно зачем, скользкий металлический шпатель на языке, солоноватый от стерилизующего раствора… все как всегда.
– Ты у нас проблемный мальчик, – заключила главврач, поглядывая на часы. Ужин начинался в восемь, а сейчас была половина, и ее смена скоро заканчивалась. – Я буду вести тебя сама. Завтра сдашь анализы, я посмотрю и назначу курс.
Она пролистала мою историю болезни в самый конец.
– Две недели назад была ангина… за месяц до этого грипп… опять ангина… Знаешь, неудивительно, что у тебя такая карточка.
Можно подумать, тут привыкли иметь дело с одними спортсменами, блиставшими исключительным здоровьем. Смертельно больных здесь тоже, конечно, не было, но ведь никто не станет отрывать детей от нормальных школьных занятий без серьезных причин?
– Я не успела целиком изучить твой талмуд, кажется, это полная энциклопедия детских болезней, но кое-что хочу выяснить сразу. Когда у тебя был последний приступ астмы? Если, конечно, можешь ответить.
Могу ли я ответить?! Похоже, эта очкастая докторша была обо мне непозволительно низкого мнения. Ничего, очень скоро она его переменит.
– В три года, – сказал я. – А потом перерос и больше не повторялось. Еще у меня хронический тонзиллит – я на диспансерном учете. И шумы в сердце после кори в прошлом году, вы ведь, наверное, услышали? А насчет прививок, почему мне их не делали, вы уже в курсе?
Врачиха с улыбкой кивнула.
Если бы она меня попросила, я мог бы с легкостью перечислить все свои диагнозы, пересказать результаты анализов за последний год, названия всех препаратов, которые принимал либо в виде уколов, либо глотал внутрь упаковками, и даже – поспорить, какое именно лечение она мне вскоре назначит с точностью до каждой процедуры, таблетки и укола. Этакий маленький доктор в коротких штанишках и вавкой на коленке, – что вы имеете в виду, коллега? сверим наши анамнезы? Да, кстати, дружище, я настоятельно рекомендовал бы вот эти витаминки, они вкуснее, да и через трубочку плюются отменно. К одиннадцати годам я вообще был бы способен обходится без докторов, если бы не справка освобождения от школы – маленький заветный клочок бумаги с двумя печатями – и рецепты на некоторые лекарства. Может, я и не тянул на юного педиатра, но уж себя-то знал куда лучше любого врача. Во всяком случае, достаточно, чтобы в шестнадцать поставить себе верный диагноз (острый перитонит) – то, чего не сумели сделать доктора «скорой помощи» (которые приезжали трижды! – они считали, у меня обычное пищевоеотравление), и благодаря чему, несомненно, я не отдал концы в тот же год, когда получил паспорт, а кто-то не отправился в тюрьму повышать квалификацию.
– Хорошо, Юра, можешь идти, а то опоздаешь к ужину, – сказала врачиха.
Я кивнул и направился к двери, действительно будучи не прочь чего-нибудь забросить в желудок.
– Да, вот еще что я хотела у тебя спросить, – окликнула она меня уже на пороге. – Ты хорошо устроился у нас? Старшие ребята не обижают?
Не знаю, искренне ли она интересовалась или поскольку была в курсе, что директриса санатория – ее начальница – знакомая моей мамы. Но почему-то даже тогда мне подумалось, что второе имело гораздо большее значение.