Я переместил рычаг в положение парковки и заглушил двигатель. Меня ожидали два исхода. Плохой или дерьмовый. Я открыл дверцу и вышел на улицу, затем медленно направился к грустной сцене. Под кроссовками мягко хрустел снег, но этот звук не привлекал внимание Шей. Я подошел к ней, но остановился в нескольких футах.
— Шей?
Она резко обернулась через плечо — глаза полны слез.
— Что ты здесь делаешь?
Я засунул руки в карманы.
— Я ехал домой и заметил, как ты съехала с трассы. — Господи, я и говорил как чертов преследователь. — Думал, остановлюсь и пожелаю тебе счастливого Дня Благодарения.
Она отвернулась от меня.
— Лжешь.
В точку. Я лгал. Я не был честен с ней со дня нашего знакомства.
— Пожалуйста, оставь меня, — мягко произнесла она, но отсутствие уверенности в ее голосе подсказало, что она совсем не это имела в виду.
Подойдя к ней, я толкнул ее бедром, чтобы она подвинулась. Шей повиновалась без возражений, что убедило меня в том, что мои предположения попали в точку. Я присел на огромный контейнер, надеясь, что крышка не сломается под моим весом.
Я боялся заговорить. Понятия не имел, что сказать, если все-таки решусь. Она говорила, что у нее была тяжелая жизнь, но теперь я увидел на двери уведомление о выселении и запирающий ее висячий замок. У нее нет дома.
— Теперь я знаю, — прошептала она.
— Что ты знаешь? — спросил я.
— Почему он звонил.
Я ощущал себя идиотом. Понятия не имел, кто такой он. За все время, которое я провел с Шей — против ее воли, — я не задал ей ни единого вопроса. Друзья и сестра правы. Я эгоистичный мудак.
— Кто?
— Мой отец.
— Ты знаешь, где он?
Она отрицательно покачала головой.
— Господи, Шей, мне жаль.
— Он бы не обратился за помощью, если бы я осталась. Я мешала. Мне нужно было уехать, чтобы у него ничего не осталось. Чтобы он пробил дно.
Я молчал, впервые понимая, насколько плохим, должно быть, выдалось ее детство.
— Ты считаешь меня ужасным человеком? — спросила Шей.
— Что? Нет. — Я обнял ее за крохотные плечи и притянул к себе, удивляясь, что она не противилась. — Шей, я считаю тебя невероятным человеком. Ему нужно найти свой путь в жизнь, как и тебе нужно найти свой. Ты же ребенок, в конце концов. А не наоборот.
Ее тихие всхлипы чуть сердце мне не разорвали. Шей не плакала. Шей не сдавалась. Шей не открывалась мне. Но сейчас она делала все это.
— Что мне делать? — прошептала она. — Думала, что буду здесь.
— Поехали ко мне домой, — ответил я.
Она отпрянула от меня в сторону, словно только что вспомнила, что у нас не лучшие отношения.
— Я не могу.
— Конечно же можешь.
Она отрицательно покачала головой, в глазах до сих пор стояли непролитые слезы.
Поднявшись, я встал перед ней и положил руки на ее плечи. Шей взглянула на меня поверх мокрых ресниц.
— Шей, позволь кому-то в кои-то веки позаботиться о тебе. По-моему, этого давно никто не делал.
Хотел бы я понять, что значил взгляд ее глаз, но учитывая настоящие обстоятельства, я ее единственный вариант.
До дома родителей было ехать полчаса. Всю дорогу Шей молчала. Я ожидал хотя бы малейшее проявление эмоций, когда включил рок восьмидесятых, но она ничего не сказала. Так что я предоставил ее собственным размышлениям, понимая, что ей придется разговаривать, когда мы приедем к родителям.
Мы свернули на подъездную дорожку к моему дому детства.
— Что же, приехали.
Кирпичный фасад дома создавал иллюзию богатства, но у меня обыкновенная семья среднего класса.
Шей засмотрелась на дом.
— Какой красивый.
Внутри меня зародилось сожаление от осознания, что наш дом намного приятнее того места, в котором выросла Шей.
— Пошли. Встретимся с родителями.
Я выскочил из машины прежде, чем она успела бы передумать.
Шей встретилась со мной у багажника джипа.
— Дай я возьму пару вещей из контейнера.
Взглянув на идиотский контейнер, я осознал, что у нее даже не было чёртового чемодана.
— У меня есть лишний чемодан — спонсоры дарят, а мне совсем не надо.
— Все в порядке, — ответила она, взяв пару вещей из контейнера и засунув их в рюкзак.
— Справилась? — спросил я, оставляя грязные вещи в джипе. Захвачу их позже.
Она кивнула.
Ну, сейчас начнется. Я повел Шей к черному входу. Стоило мне открыть дверь, как на нас нахлынул аромат маминого тыквенного пирога.