Что-то в тебе [ЛП]

— Привет.

Кейсон поднял взгляд, его глаза распахнулись, когда он заметил меня возле его кровати.

— Где твои очки?

— У меня линзы.

Кендалл была права насчет окулиста. Оказалось, что мое зрение изменилось, а очки я носила прежние. А раз очки пришлось бы долго ждать, доктор подтолкнул меня попробовать линзы, которые покрывала моя стипендия. Тем более у него оказалась куча пробных линз, которые я сразу же могла взять. Так что я согласилась. Пришлось попрактиковаться, чтобы привыкнуть касаться глаза, но через несколько безуспешных попыток и море стыда мне все же удалось надеть линзы.

— Выглядишь сексуально, — проговорил Кейсон, слезая с кровати.

Я закатила глаза.

— Ты видел меня без очков.

Он взял мое лицо в ладони и посмотрел мне прямо в глаза.

— Да, но ты постоянно щурилась без очков, а теперь твои глаза такие большие и зеленые.

Я рассмеялась, испытывая благодарность к человеку, который наступил на мои очки, потому что теперь Кейсон смотрел на меня как на красивую девушку.

— Теперь все четче.

— И я выгляжу лучше?

Я открыла рот, чтобы ответить, но его губы впились в мои, отрезая все, что я приготовилась сказать. Я захихикала, когда Кейсон крепче поцеловал меня, будто ему нравилось, что он видел. Я обвила его шею руками и выгнулась навстречу ему, желая его так же сильно, как и он, видимо, желал меня. Кейсон отстранился первым, нам не хватало воздуха.

— Прекращаю, — сказал он в качестве извинения.

— Я не говорила, чтобы ты прекращал, — убедила его я.

Он рассмеялся и подвел меня к кровати. Мы легли на его подушку, Кейсон взял мою руку и переплел наши пальцы. Я подняла наши руки, чтобы рассмотреть его татуировки. Издалека невозможно рассмотреть каждую деталь, но вблизи становятся заметны скрытые изображения, которые вместе сливаются в настоящее произведение искусства.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Рассматриваю твои татуировки.

— И?

— И… думаю, что же они значат? — призналась я.

— Они означают, что я крутой.

Я рассмеялась, но задумалась, не пытался ли он шутками откреститься от важных разговоров?

— Когда ты сделал первую?

— В шестнадцать, — ответил он, поворачивая руку так, чтобы я увидела изображение сноуборда на трицепсе.

— Больно было?

Он пожал плечами.

— Немного, но я не знал чего ожидать. И я был в Австрии, так что все было по-другому.

— В Австрии?

— Ты была? — спросил он.

Я отрицательно покачала головой.

— Я не была за пределами Колорадо.

Кейсон замолчал, и я предположила, что он понял, какими маловероятными казались путешествия в моей финансовой ситуации.

— Какая татуировка твоя любимая?

Он обдумал вопрос, прежде чем указал на предплечье. На нем шрифтом было выведено слово «семья».

Я надеялась, что она нравилась ему больше всего.

— А последняя какая?

Он перевернул руку, показывая бицепс.

— Серебряная медаль. Но добавлю золотую после Аспена.

Я покачала головой, даже не удивляясь его самонадеянности.

— Всегда такой уверенный.

Он опустил руку, подводя к концу мое внимательное изучение. На мгновение Кейсон замолчал, и я задалась вопросом, о чем же он думал.

— Знаешь… — тихо начал он, — татуировка сможет скрыть твой шрам.

Вот о чем он думал.

— Я знаю, что у меня уродливая спина.

Потянувшись ко мне, Кейсон приподнял мой подбородок, чтобы я взглянула на него.

— Я не это сказал. Я имел в виду, что ты сможешь скрыть плохие воспоминания под тем, что сама выберешь.

Я никогда не думала скрыть шрамы на всю жизнь.

— Подумай об этом, — сказал он. — Я бы сходил с тобой.

— Я подумаю.

— Давно они у тебя? — спросил Кейсон, и я поняла, что он слегка прощупывал почву.

— Давным-давно.

Кейсон сжал челюсти.

Я обратила внимание на неровности на потолке над его кроватью, не желая видеть в его взгляде ярость от того, над чем он не властен. Черт, я тоже не была властна.

— Когда мне было шесть, мама умерла от рака, — призналась я.

— Шей, мне жаль.

— После этого осталась только я, на ком отец мог вымещать злость. И он делал это. Каждый раз, когда тосковал по маме. Или терял работу. Или с похмелья. Или даже когда я недостаточно быстро готовила ужин. Я постоянно попадалась ему под руку, хоть и пыталась прятаться.

— Господи, Шей. Он должен сидеть в тюрьме.

— У меня остался только он, — ответила я, понимая, как нелепо это звучало. Я жертва. Невинная жертва. — Если бы его забрали, то я бы осталась одна. — Именно это и останавливало меня от того, чтобы рассказать всем о том, что происходило.