Если бы он только дулся, это Мари еще могла бы вытерпеть, — но тут, с наступлением зимы, Артур внезапно переменился снова. Сначала он купил гитару.
— Гитару, пропади она пропадом, — сказала она. — Нет, серьезно: он же вообще играть не умеет.
— Какую гитару? — спросила я.
Она посмотрела на меня, будто на участницу этого великого заговора против ее счастья.
— Откуда я знаю? Какая разница?
Я покачала головой. Перемену в Артуре я заметила еще неделю назад, когда он пришел в банк и впервые снял деньги. Я бы не придала этому особого значения, только он, видимо, не знал, как снять деньги с собственного счета. Ему пришлось спросить.
— В смысле, какая это гитара: электрическая или акустическая, — сказала я.
Мари на секунду задумалась.
— Акустическая, — ответила она. — Сидит себе в гостиной, бренчит. Стэн этого терпеть не может. И все остальные тоже.
— Может, он решил собрать группу, — предположила я.
Мари фыркнула.
— Ага, сейчас.
Как оказалось, планов собрать группу у Артура не было. Стэн как-то спросил его в присутствии Мари; сцена вышла безобразная: Стэн с папашей издевались над Артуром, а тот сидел за кухонным столом, поглаживал гитарные струны, отвернувшись к окну. Как сказала Мари, он ничего не сказал, просто сидел с такой грустной улыбочкой на лице, словно ему их всех жалко, хоть и видно было, что он сдерживает слезы. Ей самой чуть не стало его жалко, сказала она, но с другой стороны, он же сам на это напрашивался: тут тебе и эта его дурацкая гитара, и странная новая одежда.
Когда я последний раз видела Артура в банке, он был одет, как всегда, в черные джинсы и темно-синюю рубашку.
— Какая одежда? — спросила я.
— О господи, — сказала Мари. — Видела бы ты его. Он полностью переменился. Яркая рубашка в полоску, этот замшевый пиджак, странный такой с виду. Во всяком случае, так мне кажется, что замшевый.
— Когда это началось?
— Недавно, — сказала она. — Его совершенно не узнать. Целыми днями играет на гитаре, потом уходит, куда — никто не знает. Папаша Стэна говорит, он себе завел какую-нибудь бабу.
Я покачала головой. Артур меня до странности разочаровал: то ли тем, что так себя вел перед отцом и Стэном, то ли потому, что я так и представляла себе, как он выставляет себя дураком перед какой-то женщиной.
— Вряд ли, — сказала я. — На Артура непохоже.
Мари засмеялась. Это был жестокий смех.
— Ага, непохоже, — сказала она. — Только у него появились кое-какие деньги, он показал, какой он. — Она бросила на меня неприятный взгляд. — Ты свое упустила, — добавила она.
Тут я разозлилась. Не на нее, а на себя, за то, что вообще ввязалась в этот разговор. Какая мне разница, чем занимается Артур Маккекни. Хочет швырять с трудом заработанные деньги на модные шмотки и на гитару, на которой он не умеет играть, — удачи. Я посмотрела на Мари и увидела, что в ее глазах мелькнула неприятная радость.
— Ты сегодня вечером идешь куда-то? — спросила я.
— Конечно, — ответила она; я так и видела, как она думает: что за дурацкий вопрос.
— Со Стэном?
Она закатила глаза.
— Ага.
Я кивнула.
— Это не я свое упустила, — сказала я и тут же об этом пожалела.
У Мари с лица сошло всякое выражение, потом она засмеялась.
— Мне тебя просто жалко, — сказала она, и я почувствовала себя еще хуже, не только из-за нее, но из-за себя, из-за собственной мелочности.