Берта Ландау
Что тогда будет с нами?.
О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,
И что порой напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься.
© Ландау Б., 2018
© Симонов В., портрет Б. Ландау, 2018
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2018
Вставать строго запрещалось. Можно было подумать, эти врачи что-то по-настоящему понимали. Им лишь бы ни за что не отвечать. Давали свои дрянные лекарства, от которых только живот болел, и запугивали. И совершенно понятно, почему запугивали. Потому что сами боялись. Прикрывали свою задницу. Лежать больная лежала, лекарства глотала, а кто не спрятался – я не виноват. Помрет, так сама по себе.
Волька не собиралась помирать ни в коем случае. Наоборот. Ей надо было жить долго и сделать счастливыми несколько очень важных для нее людей. Чувствовала она себя прекрасно, несмотря ни на что. И пусть на голове ее была повязка да в челке, не охваченной бинтами, застряли осколки стекла, а на ноге синяк и кровоподтек – голова работала четко, почти не кружилась, мысли были ясные. Что еще надо? Разве сравнить с прошедшей ночью? Жуть, если вспоминать. А вспоминать хотелось, причем во всех мельчайших деталях. Обязательно надо было доказать себе, что сегодня с ее памятью все в полном порядке. Ведь вчера с ней случилось то, что бывает только во всяких выдуманных книжках и дурацких сериалах: она потеряла память! По-настоящему, всерьез забыла, кто она, как ее зовут и все прочее, относящееся к ее жизни. Узнала она и то, как называется эта штука по-научному. Амнезия! Красиво! Но не дай бог никому. Те, кто все это придумывает ради красоты и увлекательности сюжета, сами такое наверняка не пережили. Иначе пожалели бы своих выдуманных героев и не заставляли бы их так адски мучиться, как мучилась вчера она, настырно пытаясь вспомнить хоть что-то про себя.
И ведь ничто не предвещало. Хотя – как сказать.
Если вспоминать месяц, который они провели у моря, то это, конечно, было сплошное беспрерывное счастье. С утра до темной южной ночи. Раньше Волька даже не представляла себе, что можно так жить: просыпаться с радостной улыбкой и засыпать безмятежно, убаюканной морем. Слышать его шум, запах, ощущать его силу и нежность. И уходить в сон в объятиях – не человека, человек наверняка так обнять не сможет, – а самой любви. Она так и сказала себе, впервые увидев море, что вот это – огромное, искрящееся, живое, яркое – и есть любовь. Она до этого все ждала любовь, все спрашивала себя, а есть ли она, не врут ли о ней, как врут постоянно обо всем остальном, придет ли? А повстречавшись с морем, сказала ему:
– Люблю тебя!
И море, шепча, легло к ее ногам. Тут же отозвалось без слов. Да, стоило ждать, пока тебе исполнится почти восемнадцать лет, чтобы впервые увидеть такой дивный дар жизни.
Ей так давно хотелось к морю!
Все ее одноклассники постоянно бывали на разных морях и океанах, рассуждали, как настоящие эксперты, об их отличиях, характерах, хвалили, пугали. Она слушала молча, никому и никогда не признаваясь, что ни разу не видела это чудо, которое для других было обыденностью. Иногда она даже врала про свои летние каникулы и делилась выдуманными впечатлениями о пляжном отдыхе, но в подробности не вдавалась, боясь разоблачения. Говорила, как правило, что провела все время на лежаке у моря. С книжкой. И не о чем рассказывать. Разве только о том, что в книжке написано.
Вольке всегда верили. Она вообще-то была честная и вполне надежная, а про ее личные слабости никто не догадывался. В гостях у нее никто не бывал, так как-то всегда получалось, что об этом даже речи никогда не заходило. А в остальном – человеком она была компанейским, веселым, и звали ее на все классные дни рождения и на всякие другие «встречи друзей». Никто и не догадывался, что мысленно Волька произносит словосочетание «встреча друзей» с большой и злой иронией. Она не верила в дружбу. Подружки у нее были. Но разве им можно доверять? Волька бы не стала доверять ни одной. Знала, как это бывает: тебе улыбаются, лепечут с тобой о всяких делишках, а попробуй только скажи о чем-то серьезном, о настоящей тайне, тут же с огромным удовольствием разнесут по всем соцсетям. Чем серьезнее тебе клялись в том, что будут молчать, тем быстрее примутся перемывать твои несчастные кости с другими, чтобы набить себе, любимой, цену. Да, владение секретной информацией возвышает нас – и в собственных и в чужих глазах. Причем в собственных глазах – прежде всего. К счастью, ума у Вольки хватало ничем ни с кем не делиться. А выводы свои она делала, наблюдая жизнь из невидимой амбразуры невидимого окопа, который давно уже выстроила ради собственной самозащиты.