Гэли Гэй (умывается). А кто наш враг?
Бегбик. Этого еще не сообщали. Пока неизвестно, на какую страну пойдем войной. Но скорее всего на Тибет.
Гэли Гэй. Знаете ли, вдова Бегбик, все-таки один человек это еще ничто. Кто-то другой должен его окликнуть, чтобы он стал человеком.
Входят солдаты в походном снаряжении, с ранцами за спиной.
Солдаты. На посадку!
- По вагонам!
- Все в сборе?
Уриа. Сейчас. Давай надгробную речь, дружище Джип, надгробную речь!
Гэли Гэй (подходит к гробу). Подымите этот ящик, принадлежащий вдове Бегбик, в котором лежит этот таинственный труп, поднимите его на два фута кверху и затем опустите на шесть футов в глубину, заройте в земле Килькоа и выслушайте надгробную речь, которую произносит Джерайа Джип из Типерери, произносит с трудом, ибо он к ней не готовился. И все же я скажу. Здесь покоится Гэли Гэй-человек, которого расстреляли. Он вышел из дому утром, чтобы купить маленькую рыбу, но к вечеру имел уже большого слона и в ту же ночь был расстрелян. Дорогие мои, не думайте, что при жизни он был таким уж ничтожеством. Все-таки у него была собственная соломенная хижина на окраине города. Было и еще кое-что, о чем, впрочем, лучше промолчать. Он не совершил особенно тяжкого преступления, потому что был хорошим человеком. И что бы тут ни говорили, но, право же, это был совсем незначительный проступок. Я тогда был слишком пьян, господа, и к тому же - что тот человек, что этот, все равно; вот почему его пришлось расстрелять. Но сейчас уже становится прохладнее, как всегда перед рассветом, и я думаю, что нам пора уходить отсюда, здесь и так уж слишком неуютно. (Отходит от гроба.) Почему вы все так нагружены?
Полли. А потому, что мы сегодня должны отбыть в эшелоне к северной границе.
Гэли Гэй. Вот как, но почему же тогда я не нагружен?
Джесси. Действительно, почему он не нагружен?
Солдаты вносят вещи.
Вот твои вещи, начальник.
Солдаты тащат нечто завернутое в соломенные циновки.
Уриа. А этот пес не слишком торопился. Но мы еще за него возьмемся. (Указывая на сверток циновок.) И вот это называлось тайфуном в человеческом образе.
Все уходят.
X {*}
Внутри движущегося вагона. Ночь; незадолго до рассвета. Солдаты спят в гамаках. Джесси, Уриа и Полли
бодрствуют, Гэли Гэй спит.
{* Нижеследующие две сцены, которые составляют окончание первого варианта (1925 г.), были позднее изъяты, так как предшествующая, девятая сцена достаточно раскрывала, зачем понадобилось превращение Гэли Гэя. (Прим. автора.)}
Джесси. Этот мир ужасен. Людям нельзя доверять.
Полли. Человек самое подлое и самое слабое из всех живых существ.
Джесси. Мы шагали сквозь пыль и брели по воде, по всем дорогам этой огромной страны от хребта Гиндукуша до великих равнин южного Пенджаба, но везде, от Бенареса до Калькутты, при солнце и при луне, мы видели измену. Подумать только - этот человек, которого мы приютили, отобрал все наши одеяла, так что нам теперь и поспать нельзя. Он скользкий, словно дырявая жестянка с жидким маслом. Он не знает никакой разницы между "да" и "нет", сегодня говорит одно, завтра другое. Зх, Уриа, мы уж не знаем, как тут быть. Пойдем к вдове Бегбик, она сторожит сержанта, чтобы тот не свалился с платформы. Пойдем попросим ее, пусть она ляжет теперь с этим, чтобы ему было приятно и он не приставал к нам с вопросами. Она хоть и стара, но еще не остыла, а мужчина сразу приходит в себя, когда рядом с ним лежит женщина. Идем, Полли!
Идут к Бегбик.
Послушай, вдова Бегбик, мы просто не знаем, что делать. Мы боимся, что заснем, а тут этот парень захворал. Пожалуйста, ляг рядом с ним и потом делай вид, что он переспал с тобой, так чтобы ему было приятно.
Бегбик (входит потягиваясь, заспанная). Ладно. Только вы трое отдайте мне ваше солдатское жалованье за семь недель.
Уриа. Ты получишь все наше жалованье за семь недель.
Бегбик ложится рядом с Гэли Гэем.
Джесси накрывает их газетами.
Гэли Гэй (просыпается). Почему так качает?
Уриа (обращаясь к другим солдатам). Это слон трется о твою хижину, чудак.
Гэли Гэй. Что это там шипит?
Уриа (обращаясь к другим). Это рыба кипит в котелке, мой милый.
Гэли Гэй (с трудом встает, выглядывает в окно). Тут баба. Спальные мешки. Там телеграфные столбы. Значит, я в поезде.
Джесси. Притворитесь, что спите.
Все трое притворяются спящими.
Гэли Гэй (подходит к одному из спальных мешков). Эй, ты!
Солдат. Чего надо?
Гэли Гэй. Куда вы едете?
Солдат (открывая один глаз). На фронт! (Продолжает спать.)
Гэли Гэй. Да это солдаты. (Поглядев снова в окно, будит другого солдата.) Господин солдат, который теперь час?
Солдат молчит.
Скоро утро. А какой сегодня день недели?
Солдат. Между четвергом и пятницей.
Гэли Гэй. Мне нужно сойти. Эй ты, пускай поезд остановится.
Солдат. Поезд не остановится.
Гэли Гэй. Ну что же, раз поезд не останавливается и все спят, то и я лягу и посплю, пока он не остановится. (Замечает вдову Бегбик.) Рядом со мной лежит женщина. Кто эта женщина, которая провела ночь рядом со мной?
Джесси. Эй, приятель, доброе утро!
Гэли Гэй. Ах, как я рад вас видеть, господин Джесси.
Джесси. Однако и лихой же ты парень! Разлегся здесь с бабой, и тебе нипочем, что все могут на вас смотреть.
Гэли Гэй. Не правда ли, странно? Это, пожалуй, даже неприлично? Но вы ведь знаете, человек так устроен, что не всегда может и владеть собой, вот я, например, только что проснулся, и вдруг рядом со мной женщина.
Джесси. Да, вот она лежит.
Гэли Гэй. Поверите ли, со мной случается иногда такое, что я впрямь совершенно не знаю, кто именно та женщина, рядом с которой я утром просыпаюсь. И скажу уж вам напрямик - как мужчина мужчине, - эту я и совсем не знаю. Господин Джесси, окажите дружескую услугу, как мужчина -мужчине, не могли бы вы мне сказать, кто она такая?
Джесси. Ну и хвастун же вы. Да ведь это, само собой разумеется, вдова Леокадия Бегбик. Если б вы окунули голову в таз с водой, вы сразу же узнали бы свою подружку. А может быть, ты не знаешь, как тебя самого зовут?