— Пойдём, — я решительно кивнула — есть хотелось дико, а хлебом пахло уже здесь. Мы зашли в магазин, он стал смешить продавщицу, а я смотрела на его куртку и вспоминала, как он меня приобнял, окутав запахом сигарет и алкоголя, но запах этот был не его, а его куртки, похоже. Точнее, куртки его отца.
«А сам он, вероятно, действительно не курит. Я ни разу не видела его с сигаретой. Это вещи пахнут, которые общие.»
Он купил хлеб, протянул мне, я отломала без ложной скромности и сразу набила полный рот, он тоже отломал себе, мы пошли обратно, потом я дожевала и спросила:
— Андрюх, а какой у тебя рост?
— На прошлом медосмотре был сто восемьдесят семь. А что?
— А размер ноги?
— Сорок три, или сорок четыре уже, я не знаю. Эти говнодавы сорок пять, они тоже общие, — он задрал штанину и показал, как ботинок болтается на ноге, я кивнула:
— Понятно.
— А тебе зачем?
— Просто интересно, — изобразила невинное любопытство я, он усмехнулся:
— Анкеты?
— Ага.
Он понимающе покивал, протянул мне ещё хлеба и спросил:
— Как там твои девчонки? Не видно их в последнее время. Ну, Альбу видно, она как нарисуется, хрен сотрёшь. А Ливанова пропала что-то. В лагерь уехала?
— Не, она тут. Мы просто дома сидим в основном, или к озеру ходим.
— М. А на дэнс?
— А надо? — неуверенно вздохнула я, глядя на него и пытаясь угадать, понимает ли он мои сомнения. Он фыркнул:
— Конечно, надо! Тряси попцом — будь молодцом! Там все наши собираются, приходите, хоть увидимся, вспомните мою рожу, а то придёте осенью не признаете. Хватай свою Ливанову за все места и притаскивай, а то она вообще от земли оторвётся и в астрал улетит, у кого мы будем тогда списывать? Давай, думай о будущем.
— Хорошо, я скажу ей, — я хихикала и делала вид, что не замечаю его густой румянец и особое ударение в Санькиной фамилии — он её никогда по имени не называл, только «Ливанова», иногда «госпожа Ливанова», когда стеснялся. Сейчас он стеснялся очень сильно. Я молчала и наслаждалась сочетанием его малиновых щёк и голубых глаз, а он очаровательно улыбнулся и толкнул меня локтем:
— Завтра?
Я кивнула с максимально сочувствующим видом:
— Я постараюсь её уговорить, хорошо.
Он заулыбался шире, протянул мне хлеб:
— Ещё будешь?
— Давай. А у меня плюшки есть, хочешь? Мама делает. Хочешь, сходим?
— Я отказываться не буду, не надейся.
— Пойдём, — теперь уже я его силой развернула в ту сторону, куда ему было не надо, и мы пошли ко мне.
Открывая дверь, я на всякий случай громко позвала маму, хотя знала, что её нет, но всё равно — в нашей семье никто не любил сюрпризы. Махнула Андрюхе, чтобы заходил, сняла куртку, бросила в кресло на веранде, потом на миг замерла, ощущая странное дежавю, как будто упускаю что-то важное. Подумала, что забыла телефон в автобусе, страшно испугалась, но тут же выдохнула — телефон был в руке, я по нему время смотрела.
«Ладно, потом подумаю.»
Сунула телефон в карман и пошла мыть руки.
Мы с Андрюхой съели гору плюшек, выпили по две чашки чая и обсудили наши каникулы, дискотеки и одноклассников, а потом вломилась Альбина и выгнала его, а меня потащила в грязную зону, где нарассказывала про парней такого, что я быстро взбодрилась и даже покрасилась вместе с ней, в чёрный, выглядело очень странно, но мы обе были так довольны, что я ни о чём не жалела.
Когда она ушла, моя бодрость ушла вместе с ней, я даже раздеться поленилась, а сразу закопалась в своё гнездо, одним глазом уже видя сны. Хотела перед сном перечитать свою историю сотворения Честера, но почему-то никак не могла вспомнить, куда задевала блокнот, и пришлось уснуть без сказки, теша себя воспоминаниями и мечтами о завтрашней дискотеке, где мы с Санюшкой и Альбиной устроим эпичное воссоединение, круче, чем у Бейонсе и кто там ещё с ней был. А потом я шепну Ливановой на ушко, что Андрюха всё-таки не курит, назову ей точную цифру его роста и посмотрю на её лицо. Мне было очень интересно, как же она будет выкручиваться теперь.
Глава 5. О том, что смыло рекой жизни
Разбудила меня мама, которая пришла со смены и громко себя объявила, потому что знала, что в этом доме не любят сюрпризы. Я сползла к ней поздороваться, честно призналась, что не выспалась, и что мы с Андрюхой съели все плюшки, кроме тех двух, которые я для неё припрятала. Мама сказала, что Андрюха забыл у нас куртку, и что я очень хороший человек, которому сегодня совершенно никуда не надо, так что могу пойти и поспать столько, сколько в меня влезет. Это было прекрасно со всех сторон, и именно так я и сделала, проснувшись во второй раз уже после обеда, свежей, бодрой и полной готовности всё-таки вытащить Саньку на дэнс.
По телефону она не ответила, я решила не настаивать и написала в мессенджер — моя Сашенька практически никогда не была доступна вот прям щас, я давно к этому привыкла и приняла как данность, но сегодня почему-то задумалась.
«А я почему так не могу?»
Когда мобильные телефоны появились у всех, наши одноклассники с ними не расставались ни на минуту, и только Санька могла свой забыть дома, забыть зарядить, а то и забыть захотеть ответить. Она меня однажды этим дико впечатлила, когда мы гуляли вдоль озера, у неё зазвонил телефон, она посмотрела на неопределившийся номер, сбросила вызов и выключила звук, в ответ на мои выпадающие от шока глаза сказав, что если это что-то важное, то позвонят ещё раз попозже или напишут sms, а говорить прямо сейчас с неизвестно кем у неё желания нет. Я в голове это не могла уложить, и не могла представить, как я буду отвечать в такой ситуации, если меня спросят, почему я не брала трубку. «Не захотела»? «Не было настроения разговаривать»? «Была очень занята размышлениями»?
«Если Санька так скажет, никто даже не удивится. А мне можно позвонить в любой момент дня и ночи, потребовать услугу, ещё и обидеться заранее, на всякий случай, обвинив в том, что я подставляю, отказываясь от того, о чём минуту назад вообще не знала даже. Надо будет когда-нибудь хоть раз отказать, для профилактики. Когда-нибудь.»
И тут я опять себе врала — я не отказываю Альбинке никогда, не потому, что я такая тряпка, а потому, что она особенная, а я обычная, и она мне замену легко найдёт, уже нашла, а я её не заменю никем. Прогибается тот, кому больше надо. И почему-то это всегда я.
Санька без меня тоже легко проживёт, она вообще без всех проживёт, она потрясающе самодостаточная. Одна я хожу как потерянная, всем в глаза заглядываю, ищу, кто же меня заметит, кто подзовёт, кто заберёт домой к себе, как щенка бродячего.
«Честер. Меня спасёт вымышленный чувак, превосходно. Как там мама говорила? „Зачем мне какой-то Вася, когда у меня есть Джеронимо“. У неё Джеронимо, у меня Честер. Интересно, она будет смеяться?»
Вопрос оказался сложный, я долго над ним размышляла, успела вымыть посуду и отодрать от стола следы того, что мама на нём готовила, пахло вкусно. Сейчас оно стояло в холодильнике, скорее всего, но я пока не хотела есть, я хотела перечитать свою историю про Честера, освежить в памяти и добавить пару деталей, как раз под чаёк вместо книги.
«Осталось только найти, куда я его засунула.»
Сделав себе бутерброд и накрыв идеальный завтрак на себя любимую и единственную, я полезла на чердак за блокнотом, но не нашла его. Полностью перестелила гнездо, перетряхнула все подушки и одеяла, прошерстила все полки — ноль эффекта. Спустилась в комнату, проверила письменный стол и второй стол для чертежей, перетряхнула постель, нашла под подушкой блокнот, но другой, того не нашла. Это уже становилось вообще не весело.