Осталось только придумать благовидный предлог, под которым заявиться на Оплетённую гору, и именно поэтому я теперь в Чаате. Наверняка какой-нибудь обоз повезёт туда провиант или ещё что, надо просто затаиться у городских ворот и последить, а потом или взятку дать или голову заморочить, делов-то. Вот сейчас доем – и пойду.
За едой я оглядела улицу повнимательнее и поняла, что забрела в богатый квартал. Ещё бы – такие стены вокруг обычных домов не строят! Если кто-то выйдет сейчас из ворот или вернётся с прогулки, меня, скорее всего, погонят: кому понравится, что у него под забором сидит какая-то девица и уминает пахучий рыночный обед? Но ничего серьёзного мне не грозит. Пересяду под другую стену, и всё. Даже в Чаате никто не натравит собак или охрану на странствующую махарьятту.
И, конечно, стоило мне пригреться и расслабиться, как кого-то принесли горные духи. Да не абы кого, а не меньше, чем сынка городского канана, судя по изукрашенной повозке и запряжённым в неё лоснящимся гаурам с увитыми лентой рогами. Огромные звери остановились прямо передо мной, и кучер соскочил с козел, чтобы подставить лесенку для пассажира. Ближайший бык потянулся ко мне, почуяв ароматное блюдо, и фыркнул, сдув с обочины мелкую птицу. Я кинула ему кусок сладкого корня, и он поймал его на лету. Да-а, зверей-то, похоже, махарой подкармливали. Мне даже любопытно стало, что за высокопоставленная особа выйдет из повозки.
Это оказался молодой человек, одетый так, словно изо всех сил сдерживался, чтобы не выглядеть слишком богатым, но подобрал наряд из того, что нашлось по сундукам – вышитый зелёным по зелёному шёлк, кожаный нэр с тиснением и серебряными нашивками, сандалии на полированных металлических каблуках. Из повозки он не вышел. Только распахнул занавеску так, что его стало видно целиком, и уставился на меня восхищённым взглядом.
– Идеально! – наконец выдохнул он. – Просто невероятно! Прани, вы идеальны!
Он даже рассмеялся от восторга. Я, честно говоря, надеялась, что он говорил о чём-то ещё, но прани – это обращение к махарьятте. Я шумно допила подливку из панциря и вытерла рот рукавом. Молодой кананич всё ещё смотрел на меня, как заколдованный.
– Прани, – снова сказал он. – Сколько вы хотите за то, чтобы выйти замуж в клан Саинкаеу?
Торг
Если бы я не успела проглотить подливку, я бы подавилась ею. Но я успела, и потому подавилась воздухом. И это было очень кстати, потому что пока я кашляла, первый порыв заорать что-нибудь вроде «да будь прокляты эти Саинкаеу» или «убирайся откуда пришёл, прихвостень сволочей» – прошёл, и я успела сообразить, что мне открылась отличная возможность не просто попасть на Оплетённую гору, но даже успеть осмотреться и спланировать диверсию так, чтобы нанести максимальный ущерб.
– К-как? – выдавила я, едва отдышавшись.
– Прани, – молодой богач продолжал смотреть на меня так, будто не видал в жизни ничего прекраснее, даже пока я перхала и отплёвывалась, – умоляю, прокатитесь со мной до моего дома, я всё объясню! Это не такие вещи, которые стоит обсуждать посреди улицы.
Я вынуждена была согласиться – разговоры о браке в моём представлении вообще были делом исключительно формальным и ритуальным, да и потенциальная невеста на них обычно не присутствовала. Уж точно не без посредника в виде отца или брата. Однако у меня при себе не было никакого родича, который мог бы представлять мои интересы, да и вопросы приданого, выкупа и щедрости свадебного пира волновали меня мало. Хотя, наверное, не стоило соглашаться вообще на что угодно, так и заподозрить могут.
Я встала с земли, наскоро отряхнулась и молча залезла в повозку. Там было не то чтобы много места: два диванчика шириной в толстого человека напротив друг друга. Толстого, но коротконогого. Хозяин повозки был нормального роста для человека, который в детстве сытно и разнообразно ел, а я выросла дылдой безо всяких разумных причин. Поэтому, чтобы нам как-то уместить ноги между диванчиками, мне пришлось втиснуть одно колено между его, а ему – между моих. Я-то выросла в семье с пятью братьями и тремя сёстрами и ещё кучей двоюродных, и все мы жили друг у друга на голове, так что меня ничего не смутило. А вот кананич, похоже, не привык общаться с барышнями настолько близко. Узоры на его светлой коже вспыхнули тёплым розовым, да так, что даже сквозь одежду просвечивали. Если он склонен к таким ярким эмоциям, неудивительно, что он носит кожаный нэр. Если бы не он, я бы сейчас получила полное представление о форме и размерах всего, что под ним.