А потом была та ночь встречи выпускников… Она промелькнула незаметно, увязнув в старых шутках, повторявшихся до тех пор, пока из них не испарился весь смак. Он чувствовал себя старым и усталым, и к нему пришла твердая уверенность, что больше они вместе не соберутся.
Шестеро друзей, которые так и не расстались, в то время как многие теряли друг друга из виду; два брака, укрепившие этот союз, и Карен, которой собственной личной жизни так и не досталось. Это он понял сейчас, и ему было по-своему ее жаль. Ей непросто смотреть на Эли, выставлявшую напоказ успехи своих детей и цену нового дома: «Мне не стоит этого говорить, я ненавижу хвастаться, но ведь с ума сойти можно: почти миллион! Вы можете в это поверить?!» Карен вымученно улыбалась, наверное вспоминая ту дыру, которую снимала в Бирмингеме.
Все, особенно Джоди, пытались свести ее с Биллом в университете. Словно в глупом ситкоме, где персонажи в финале должны разбиться по парам. Почти по-шекспировски, почти кровосмешение — словно, кроме их компании, в мире больше никого не существовало.
Та классная шведская птичка, с которой приезжал Билл, была сексуальна, но Каллуму не понравился ее холодный, оценивающий взгляд. И она на пятнадцать сантиметров выше. Женщины не должны быть выше мужчин!
У Карен иногда появлялись какие-то мужики. Например, водопроводчик. Каллум с Майком очень позабавились, спросив его о системе налогообложения и слушая, что тот мямлит в ответ. А потом — лектор. Он был получше, но староват, седой и с морщинами вокруг глаз. Понятно, что Карен хотела кого-то другого. Она хотела Майка, но не получила. Каллум раньше самой Карен узнал, что Майк решил порвать с ней. Бедная сучка. Чертова бедная, глупая сучка!
Может быть, поэтому Каллум, вернувшись из туалета, последовал за ней по саду. Билл уже ушел, а Майк успел заснуть на качелях — жалкий ублюдок.
Темнота висела такая, какой никогда не бывает в Лондоне, к тому же становилось прохладно. На крыльце валялся джемпер Майка, и Каллум натянул его без спросу. Джемпер был мягкий, дорогой — опять Майки разбазаривал наличные. А глупая телка Карен в слезах шаталась по лужайке, заламывая руки, пьяная. Ему стало жаль ее, и, сам не поняв зачем, он двинулся за ней — может быть, чтобы обнять и разделить боль?
«Эй, Кар, я знаю, каково тебе! Майк — гад, которому всегда только розы достаются, что бы он ни делал. Моя жена зачала от спермы какого-то викинга, а я — рухлядь. Я плачу женщинам, чтобы они трахались со мной» — такие слова крутились у него в мозгу.
Может быть, он думал, что Карен в отчаянии. В прошлом она не раз шокировала их своими выходками, и они не уставали ее подкалывать этим… Может быть, он думал обо всем этом, когда положил ей руку на шею. Как испуганной лошади, чтобы успокоить. Он не помнил, что случилось потом. Следующее воспоминание: он лежит на диване, все кричат и Карен вопит на кухне. Он чувствовал: есть что-то еще, и оно прячется, как жуки внутри поленницы, и он не хочет видеть этих жуков.
На другой день они отправились домой на машине. По молчаливому уговору за руль села Джоди, поскольку его состояние было пока далеко от нормального. Она опять злилась на него из-за выпивки, но это происходило постоянно и вряд ли заслуживало беспокойства. Они не обсуждали случившееся по пути в Пимлико; ехали в тишине, даже радио не включили. Боялись услышать в новостях: «Мужчина арестован по подозрению в изнасиловании после вечеринки в Бишопсдине». А Карен-то вообразила, что это Майк. Она так наклюкалась…
Да, Майк был другом Каллума, но он постоянно трахал Карен, и ему это сходило с рук. Карен страдала, теперь страдала и Эли. А с ним, Каллумом, просто случилось какое-то недоразумение. Он подошел к Карен, чтобы обнять. Ему показалось, она не против, но потом вдруг передумала. Он хотел успокоить ее, объяснить, что для них обоих будет плохо, если она станет кричать. Но она так напилась, что не смогла отличить одного мужика от другого. Тут ведь есть и ее вина…
Но в результате все как-то устроилось. Он ждал, что Джоди догадается, скажет, что знает, но она так и не сказала. Молчал и он. Они соскользнули обратно в свою жизнь, в работу и в подготовку к появлению ребенка так легко, будто вошли в бегущий поток чистой воды.
Глава тридцать шестая
Он все говорил и говорил, и слова порой теряли смысл, будто половина разговора шла у него в голове:
— Она была такая… Ну ты знаешь… Флиртует, аж из трусов выпрыгивает. И платье на ней такое… Приставала к Биллу, и я был так пьян… Эл, я почувствовал себя не мужиком. Да, я не мужик! Я знаю об этом, но не могу ничего изменить. И Джоди знает, что я не мужик, и ты… И понимаешь… Она. Какая она? То платье… Эл, я думал, она хочет секса. Платье, флирт… Боже, она так умеет завести! Карен-члено-дразнилка — так мы ее звали когда-то. Да, но к Майки она не приставала, нет. А он ничего не говорил мне, своему лучшему другу. Никогда не говорил. Но я узнал. Увидел ее сообщение у него в телефоне.