Не таким он ожидал увидеть дом Эли. Она всегда говорила о Париже, Нью-Йорке, Берлине, но не о Кенте с его деревушками, как с открытки, и сонными городками, где дома стоят не меньше полумиллиона. Подобное место было пределом мечтаний Майка. Эли, конечно, последовала за ним, потянулась, как хвост за кометой. Это разочаровало, но не удивило Билла. Он сказал себе, что по-другому и быть не могло.
Если не считать этих мыслей, все остальное радовало. Правда, к шуточкам Каллума не очень легко приспособиться, а Майк тому подпевает, зато здорово увидеть всех снова и вспомнить, что у него была какая-то жизнь до Швеции, до Астрид. Билл словно ощупью шел к себе тому, восемнадцатилетнему парню, который явился в Оксфорд с двумя парами джинсов, одной парой кроссовок и коробочкой табака. Он назвался Биллом, оставив свое настоящее имя — Биляль — на верхней полке поезда. Ему пришлось выдержать нелегкий разговор с матерью, которая почти всегда носила сари, и объяснить ей, что для Оксфорда новое имя необходимо. И дело не в расизме. Просто здесь такие, как он, обычно убирают в чужих домах или стоят за кассой в магазинах. Мать умерла, и теперь некому называть его настоящим именем.
Он был доволен, что приехал, и все же после ужина ему захотелось побыть одному. Курение — вполне приемлемый повод, чтобы покинуть компанию и отдохнуть от разговоров. Потом он пошел узнать, не нужна ли Эли помощь, и был очень удивлен ее перфекционизму, желанию, чтобы все было в идеальном порядке — тарелки, бокалы, стаканы, салфетки, столовые приборы… И это Эли, которая в колледже сидела на полу в общей прихожей и ела макароны, макая их в банку с песто. Он вышел в сад. За сцену в кухне ему было неловко. Глупо думать, что после стольких лет они могли бы снова почувствовать себя близкими людьми. Дотронувшись до руки Эли и увидев в ее глазах тревогу, он не сумел сказать того, что хотел, да и сам не понимал, о чем собирался говорить.
Снаружи стало прохладно. Свечи, зажженные Майком, уже догорели, и только по звукам голосов было ясно, что они с Каллумом еще сидят за столом.
Все же дом Эли Биллу понравился, и он, непонятно отчего, был рад этому. Стены на углах немного облупились, сад, за которым ухаживали, разросся и был полон цветов — наперстянок, маттиол, гиацинтов, и все это выглядело гармонично. Ветви деревьев образовали над садом навес, в глубине крон пели птицы. Показывая гостям владения, Эли извинилась за неубранную кучу мусора, и это навело Билла на мысль, что она вовсе не так сильно наслаждается своим домашним раем, как могло показаться.
Интересно, чем сейчас занята Астрид? Ни у него, ни у нее не было страничек на «Фейсбуке»; она это ненавидела. Сейчас Билл подумал, что это неудобно. Можно было бы узнать, где она и с кем. Он не очень представлял себе, как она теперь, без него, может проводить время.
Билл вздохнул. Годами он с любопытством наблюдал за любовными драмами своих друзей, в то время как они с Астрид словно плыли вместе по озеру, как пара лебедей, спокойные и полные достоинства. Теперь его подмывало взломать ее почту, умолять принять его обратно — порывы, не свойственные шведскому темпераменту. Он, конечно, знал, что все кончено, они оба знали, но с этим оказалось удивительно трудно смириться.
Билл вспомнил, что оставил телефон в сумке на седле мотоцикла, и подумал, что мог бы написать ей. А вдруг она сама уже написала ему? Просто подержать в руке этот кусок пластика — будто опять установить с ней невидимую связь. Он прошел мимо палатки Джейка, подумав, что этот парень несчастлив и неловок. Если бы Билл знал его получше, то сказал бы ему какие-нибудь мудрые и ободряющие слова.
Он нырнул в гараж, который был больше их с Астрид домика на берегу озера. Вернее, домик принадлежал только Астрид уже тогда, когда Билл познакомился с ней во время поездки по Скандинавии после окончания университета. Она была на три года старше его и на сто процентов круче.
В гараже пахло маслом и стружкой, вдоль стены были выложены горкой дрова. Билл знал, что в кабинете наверху остановилась Карен. Оттуда доносились звуки мобильника. Наверное, Джейк играл там в какую-то игру. Двухэтажный гараж — дань постоксфордскому поклонению собственности. Случайно он услышал разговор: Эли спрашивала Майка, почему тот проводил туда Карен.
«Я приготовила кабинет для Билла».
«Билл может поспать в комнате Бенджи».
«Да, я знаю, но…»
Вдруг она заметила его и улыбнулась такой натянутой, слишком веселой улыбкой, что его сердце сжалось. Та, прежняя, Эли никогда не улыбалась так. Может быть, она считала, что в его новом статусе холостяка ему больше подойдет эта комната. Как старомодно. Что же, Эли теперь старомодная? Или всегда была такой? Он понял, что совсем не знает ее.