Она пожала плечами:
— Горстка торчков и заспанных мамашек. Они даже не в курсе, как меня зовут. И я всегда могу сказать, что не впустила тебя.
Поразительно, как просто лгать и нарушать закон, когда попадаешь в тупик. Выбор передо мной стоял просто невероятный — спасти жизнь Майку означало совершить преступление, солгав. Но на этом все и закончится, если я сделаю то, что она просит. Жизнь-то я ему спасу, но его приговорят к тюремному заключению.
— Можно мне подумать? — спросила я.
— Но не слишком долго. Похоже, у Майка нет времени ждать.
У нее что, совсем не осталось никаких чувств к нему?
Кивнув, я встала и вышла, потом спустилась по вонючей лестнице, а она застыла в дверях в одежде, которая висела на ней мешком.
Глава тридцатая
Констебль Дивайн имел обыкновение смотреть на собеседника медленно моргая, и его взгляд лишал меня мужества. Я избегала зрительного контакта, поскольку в моей семье это не поощрялось. Следовало держать голову опущенной, справляясь с эмоциями.
Я отправилась к Дивайну на следующее же утро после возвращения из Бирмингема. Ночь прошла без сна, в борьбе с самой собой. Но к утру я уже знала, что готова. Иначе зачем мне было ездить к Карен? Она всегда просила чего-то взамен.
— Вы раньше говорили, что ничего не видели той ночью. Что Майк ничего не сказал вам.
— Наверное, от шока я не понимала значения того, что говорю. Карен была в таком ужасном состоянии, и я просто не осознавала, что произошло. Никак не могла осознать.
Мы находились в той самой мерзкой комнате для допросов, где с одной стороны стола был содран шпон, и грубая поверхность царапала пальцы. Перед Дивайном стоял ноутбук, но он не записывал то, что я говорила. Вместо этого констебль откинулся на спинку кресла:
— Расскажите снова.
— Ну, я вышла посмотреть, где Майк. Карен плакала и кричала, и я подумала, что произошел какой-то несчастный случай.
— Это было после того, как мисс Рэмплинг зашла в кухню и сказала: «Майк меня изнасиловал», так?
И как он все это держит в голове!
— Да, но я не могла… Я не поняла этого сразу. Майк сидел на крыльце, согнувшись, я подумала, что он спит, но он прошептал: «Прости меня. Я не хотел сделать ей больно».
Эту фразу я придумала ночью, пока лежала без сна. Слегка неопределенно, но достаточно для того, чтобы умаслить Карен.
— Теперь вы думаете, что он имел в виду мисс Рэмплинг?
— Предполагаю. Точно не уверена.
— Но все-таки: вы не упомянули об этом ни разу раньше, миссис Моррис.
— Да, но, как я сказала, у меня в голове все перемешалось. Как только я это вспомнила, сразу пришла к вам.
— Это подтверждает, что он напал на нее?
Я прижала руки к коленям, чтобы унять дрожь. Я должна была держаться, хотя вся моя жизнь разлеталась на части.
— Не знаю.
— Раньше вы были уверены, что такое совершенно невозможно.
Я уставилась на ободранный стол. Им следует выбросить его и купить новый, не такой страшный.
— Он мой муж. Желание защитить его естественно, не так ли?
— Вы имеете в виду, что солгали ради его защиты? Вам известно, что препятствовать ходу расследования — это преступление?
Я подумала о джемпере Майка, который сейчас уже лежал в гараже. Я не знала, как поступить. Уничтожение улик — преступление. Но если дом снова обыщут, его точно найдут. Сам ли он закопал джемпер в мусорную кучу, или кто-то надел его, а потом выбросил туда? Последнее казалось мне абсолютно неправдоподобным.
— Нет-нет, я просто не помнила. Наверное, так часто случается. Тебе отшибает память, потом проходит время, тебя отпускает, и все возвращается. Я читала какое-то исследование о том, как порой ненадежны показания свидетелей.
Адам постучал по ноутбуку.
— Миссис Моррис, а в девяносто третьем, после убийства девушки, когда Майка допрашивали в колледже, вы тоже общались с полицией, верно?
— Да, они говорили со всеми.
— И вы предоставили ему алиби. Сказали, что он всю ночь был с вами.
— Да.
Как же я, неопытная девчонка, смогла врать, глядя в глаза офицеру полиции? Мной двигали любовь к Майку, желание уцепиться за него, чтобы не возвращаться к прежней жизни, приступам ярости отца и его кулакам. И страх стать такой же, как мать, — бессловесной, побежденной.
— Не всю ночь, конечно, но большую ее часть.
— А про ту ночь вы, случайно, ничего больше не вспомнили?
Его язвительный тон удивил меня, ведь я считала, что у нас с ним сложились дружеские отношения. На глаза навернулись слезы. Как я могла быть такой глупой?
— Нет. Это было очень давно.