– Ну вот, – сказал кормящий брат-близнец, – теперь дело точно на поправку пойдёт.
Но тут и второй брат с такими же просьбами, пирожки принёс, что ли? Тоже стал через силу потчевать единоутробного. Через силу – потому что это видно и невооружённым глазом.
– Ты что же, – говорит, – Витькино поел, а моё? Что я дома-то скажу? Брезгует нашими продуктами? А ну-ка, налегай, давай, побыстрому. А то и ездить не будем.
Борис и с несколькими пирожками внатугу справился. Сколько привезли – так и на всю палату хватит. И бульона, и пирожков к нему. Я уж не говорю об остальном: фрукты-ягоды всякие, сладости (а ему их-то как раз и нельзя). Но не отказывается, потому что всем этим уже жена его распоряжается и распорядится. Будет куда всё это деть.
Единственный, кто не вмешивается в кормёжку – это его сын, молодец, потому что. Видно, конечно, что ему жалко отца, чуть ли не до слёз. Но он мужчина, крепится…
А к Николаю Семёновичу сестра приехала, тоже привезла бульон в термосе. Но Николай Семёнович побойчее, чем Борис, тут же отказался от бульона, говорит, отдай, мол, Борису, ему больше на поправку надо идти, он помоложе меня. Николаева сестра к Борису:
– Вы не хотите ли моего бульончика попробовать?
Борис так не хотел этого, что у него зашевелилась бывшая до этого постоянно неподвижной рука. Он даже сам этому удивился. Да и все смотрели ошарашенно на такое явление.
– Вот, – сказал брат-близнец, который с бульоном, – говорил же я, что дело на поправку пойдёт! С бульона – точно! А вот давай-ка соседского бульончика ещё попробуй, сейчас и нога ещё задрыгается.
Но Борис отказался наотрез, задрыгал уже головой так, что второй раз и не предлагали…
На следующее утро, на обходе, Михаил Васильевич, тот самый врач в белом халате, который меня допрашивал, спрашивает:
– Так, а где наш Ильин, который Борис Александрович?
– Ночью в реанимацию отвезли, плохо ему стало. Переволновался, наверно. К нему вчера человек пять-шесть приезжали навещать, – сопровождающая сестра голос подала.
Я говорю:
– Не пять-шесть, а семь их было. Закормили парня, вот он и переволновался до реанимации…
На место Ильина ночью привезли ещё одного, но ходячего. Настолько ходячего, что сын его постоянно останавливал:
– Пап, ты сядь, посиди, успокойся! Или ложись.
– Не буду я сидеть и лежать. Нечего мне тут делать. Поехали домой.
– Было бы можно домой, то и не положили бы.
Кое-как успокоилсь, но не надолго. Положили его сначала просто так. Ночью я проснулся от того, что кто-то стоит рядом с моей кроватью. Открываю глаза – а это мой сосед, заместитель Ильина. Я говорю:
– Вам что-нибудь надо? Позвать сестру?
– В туалет мне надо.
А сам весь дрожит, знобит его. Я попросил Николая Семёновича позвать дежурную медсестру. Пришла, посмотрела, пошла за дежурным врачом. А сосед этот так и стоит около кровати. Так же и продолжает трястись. Сестра вдвоём с врачом кое-как уложили соседа на кровать, а его уж колотит, даже кровать перемещается. Когда увидели, что он такой беспокойный, всё рвётся куда-нибудь, то на него надели памперс, самого привязали, а потом и вообще увезли на этой кровати. Мы с Николаем Семёновичем в эту ночь так и не спали больше.
Этого увезли, а на его место сразу же и другого доставили. С повторным инсультом. Выписали его после первого инсульта, а он в кругу своих друзей, однополчан-собутыльников, решил это дело отметить. И отметил. Так отметил, что у него перестала работать вся правая сторона. А левая была сравнительно здоровая. Но не только правая сторона не работала, что-то случилось и с головой, не очень кудрявое. Он, как и предыдущий сосед, всё порывался встать, кричал, что хочет погулять. Он мог почти свободно, без посторонней помощи, перевалиться на другой бок, что и делал время от времени. Здоровый был. И телом, и физически. Сестры уж с ним умаялись, никак не справятся. Привязали, а он отвязывается. Поставили с двух сторон металлические бортики, чтобы он не упал с кровати. Так и прошёл весь день. А ночью я проснулся от какого-то шевеления около моей кровати. Открыл глаза – и вовремя, потому что над моей головой уже был занесён металлический бортик, который сосед держал в здоровой левой руке. Я насколько смог быстро встал, приподнялся, конечно, а не встал, чтобы от удара увернуться, но, к счастью, удара и не последовало, сосед почему-то в этой позе и замер, сковало его. Я позвал Николая Семёновича, он сходил за сестрой. Соседа успокоили сначала физически – снова привязали. Покрепче. А потом и укол ему сделали успокаивающий. Да и меня успокоили, но словесно. Всё, говорят, будет хорошо, спите спокойно. Хотите, мол, и Вам сделаем успокоительный укол. Спасибо, говорю, я как-нибудь без укола выживу. Чтобы окончательно спокойно не заснуть с посторонней помощью – я спать уже не стал, благо, что до утра уже времени осталось немного.