Выбрать главу

Покидая Россию, я с тревогой думал об огромных переменах, которые необходимы этой стране. Но вместе с тем во мне шевельнулась надежда: нравственный ландшафт страны был оголен до бесплодной скалы, но там и сям виднелись приметы возрождения. Клочья травы прорастали и формой своей напоминали об истребленной прежде жизни.

Я говорил с обычными людьми, которые с радостью тянулись в недавно открывшиеся церкви. Большинству веру передали бабушки. Когда государство всей силой навалилось на церковь, оно пренебрегло лишь одной категорией верующих — старухами, которые подметали в храмах пол и продавали свечи. «Пусть себе цепляются за православие, пока все не вымрут», — решили власти. Но морщинистые руки бабушек качали коляски. И сегодня юные прихожане говорят, что впервые о Боге узнали в детстве — из песен и рассказов бабушек, из их шепота, под который они засыпали в колыбели.

Никогда не забуду встречу, на которой московские корреспонденты плакали — можете себе представить плачущих журналистов?! — когда Рон Никкель из Международного союза заключенных рассказывал о катакомбных церквях, возникших в российских лагерях. На протяжении семидесяти лет лагеря и тюрьмы России были последним убежищем истины, единственным местом, где можно было без оглядки произносить имя Божье. В тюрьме, а не в храме, такие люди, как Солженицын, обретали Бога.

Рон Никкель рассказывал мне о разговоре с генералом, возглавлявшим Министерство внутренних дел. Этот чиновник слышал от верующих о Библии и уважал эту книгу, но как музейную ценность, а не как духовное руководство. Новые события в стране заставили его переменить свое мнение. В конце 1991 года, когда Борис Ельцин распорядился закрыть все отделения коммунистической партии на национальном, региональном и местном уровнях, Министерство внутренних дел наблюдало за осуществлением этого процесса. «Ни один член партии, ни один человек, которого это напрямую затронуло, не протестовал», — подчеркнул генерал. Он противопоставил эту пассивность партии семидесятилетней кампании, так и не уничтожившей до конца церковь и веру в Бога: «Христианская вера продержалась дольше любой идеологии. Церковь сейчас воскресает. Ничего подобного я прежде не видел».

В 1983 году группа христианской молодежи пасхальным утром развернула на Красной площади плакат с надписью: «Христос воскрес!». Старики падали на колени и плакали. Вскоре военные окружили распевавших псалмы смутьянов, разорвали плакат и уволокли их в тюрьму. Менее, чем через десять лет после этого акта гражданского неповиновения на Красной площади в пасхальное утро прохожие приветствовали друг друга по давней традиции: «Христос воскрес!» — «Воистину воскрес!»

* * *

За время долгого перелета из Москвы в Чикаго я имел возможность обдумать все увиденное в России. Пока я был там, я чувствовал себя Алисой в стране чудес. Правительство, которому остро недоставало денег, тратило миллиарды рублей на восстановление церквей, разрушенных коммунистическим режимом. Мы молились вместе с депутатами Верховного Совета и офицерами КГБ. Мы видели киоски с Библиями внутри правительственных зданий. Редактор газеты «Правда» предложил одному из нас написать передовицу религиозной тематики. Педагоги просили составить программу курса, основанного на Десяти Заповедях.

У меня сложилось впечатление, что Бог сменил место обитания — не в духовном смысле, а буквально: сложил вещи и переехал в Россию. В Западной Европе о Нем почти забыли. Соединенные Штаты изгоняют Бога на обочину жизни. Кто знает, быть может, будущее Царства Божьего сейчас переходит в руки таких стран, как Корея, Китай, африканские государства, Россия? Царство Божье процветает там, где подданные его следуют велениям своего Царя. Разве такое описание применимо к современному состоянию Соединенных Штатов?

Будучи американцем, я не могу не огорчаться при мысли о «переезде» Бога. Но вместе с тем я отчетливей прежнего осознаю, что в первую очередь должен быть верен Царству Божьему, и уж потом — Соединенным Штатам. Первые ученики Иисуса видели, как сгорел дотла их град возлюбленный — Иерусалим. И со слезами на глазах разошлись: кто в Рим, кто в Испанию, кто в Эфиопию. Блаженный Августин, разъяснивший в трактате «Град Божий» двойной гражданский статус христианина, пережил крах Римской империи и на смертном одре видел пламя, пожиравшее его родной город Гиппон.

Недавно я беседовал с немолодым миссионером, начинавшим свой труд в Китае. Он принадлежал к числу шести тысяч проповедников, изгнанных коммунистическим правительством. Как и в России, в Китае коммунисты старались уничтожить церковь, быстро возраставшую благодаря усилиям миссионеров. Правительство поставило вне закона домашние церкви, запретило родителям давать детям религиозное воспитание, бросало в тюрьмы и подвергало пыткам священников и законоучителей.

А изгнанные миссионеры сидели на обочине истории и ломали себе руки. Что станет с китайской церковью без них? Без семинарий и библейских колледжей, без религиозной литературы и образования, даже без возможности печатать новые Библии — разве церковь выживет? Сорок лет миссионеры питались слухами о событиях в Китае, и пугающими, и ободряющими, но никто ничего не знал наверняка, пока в 1980–е годы страна не начала вновь приоткрываться.

Я спросил старого миссионера, ставшего ведущим специалистом по Китаю, каков же был итог этих сорока лет. «Полагаю, когда мы покидали Китай, там насчитывалось примерно 750 тысяч христиан. А сейчас? Разные называют цифры. Но я полагаю, 35 миллионов верующих там есть наверняка». Сейчас в Китае образовалась вторая по величине община евангельских христиан, она уступает по размерам только общине Соединенных Штатов.

Один специалист по Китаю заявил: история Церкви еще не знала столь массового возрождения веры. Как ни странно, враждебность правительства сыграла на руку церкви. Отторгнутые и преследуемые властными структурами, китайские христиане всецело посвятили себя служению Богу и проповеди, то есть основной миссии церкви, не уделяя особого внимания политике. Они старались изменить жизнь, а не законы.

* * *

Когда я вернулся из России, меня уже меньше волновало, что происходит за мраморными и гранитными стенами Капитолийского дворца и Верховного суда. Гораздо важнее казалось то, что происходит в стенах храмов и церквей, рассеянных по всему пространству Соединенных Штатов. Обновление духовности в США тоже не произойдет сверху вниз. Оно начнется — если начнется вообще — с корней травы и прорастет снизу вверх.

Должен признать: по возвращении в Соединенные Штаты надежда, что Россия и мир в целом научатся благодати от наших христиан, померкла окончательно. Рэндалл Терри объявил по государственному радиоканалу, что наводнение на Среднем западе, в результате которого тысячи фермеров лишились своих домов, земель и скота, есть Божья кара США, отказавшимся поддержать его поход против абортов. В следующем 1992 году выборы раскололи страну на несколько фракций. Впервые на арену борьбы в общенациональном масштабе вышли правые христиане, которых власть привлекает куда больше, чем благодать.

Вскоре после выборов 1992 года я выступал вместе с Люсиндой Робб, внучкой президента Линдона Джонсона и дочерью сенатора Чака и Линды Робб. Ее семья только что подверглась жесточайшим нападкам в связи с делом Оливера Норта. Представители правого крыла пикетировали все публичные выступления Люсинды и ее родственников. «Мы всегда считали себя христианами, — сказала мне Люсинда. — Когда я была девочкой, Билли Грэм часто бывал у нас дома. Мы всегда активно посещали церковь. Мы искренне верующие люди, а эти демонстранты ведут себя так, словно мы — исчадия ада».

Наше выступление на тему «культурной войны» происходило перед большой аудиторией, преимущественно либерально–демократических убеждений, где присутствовало значительное еврейское меньшинство. Я представлял евангельских христиан. Помимо Люсинды Робб в передаче участвовали президенты Диснеевского канала и компании «Уорнер Бразерз», а также ректор методистского колледжа и личный адвокат Аниты Хилл.