Лана ушла утром. Чмокнув меня в щёку, помахала ручкой, будто мы были брат и сестра. Я смотрел ей вслед, вспоминая не прекрасное тело и сумасшедший секс, а свои пальцы, утопающие в чём-то жидком и холодном".
Я перевернул страницу, и немного вздрогнул. Написанные авторучкой буквы, расползлись от красных, жидких пятен, пролитых на бумагу. Кровь. Сомнений быть не могло. С омерзением, я бросил тетрадь и лёг на постель, в голове что-то гудело. "Да она чёртова ведьма, думал я. В чём-то холодном и жидком..."
"Секс - это музыка. Один музыкант, второй - инструмент. Кто-то играет, кто-то играется... А мы играем то, что хотим играть. Это точно.
22 ноября
Она пришла по расписанию, в белом халатике, волосы стянуты в конский хвост. Дверь открылась, и я увидел её лучезарную улыбку. На третьем этаже сдавленно говорили голоса. Хоронят, понял я и впустил Лану.
- Как твоя, - она кивнула в район моего живота.
- Нормально. Боли есть, но уже не такие. Ты меня лечишь, - я улыбнулся.
Она посуровела и сказала:
- Наверное, я люблю тебя.
- И я тебя, - почти вскрикнул я и потянулся к ней.
- Подожди, - отодвинула меня Лана, - водка осталась?
Мы выпили. Помолчали. Потом выпили ещё.
В подъезде послышался шум.
- Гроб спускают, - сказала она, жуя колбасу, - люди - такие мазохисты. Что за прелесть наблюдать гниющий труп у себя дома целые сутки?
Я пожал плечами, смотря на её ноги, облачённые в тёмные чулки. Потом, шум сменился диким грохотом, криками и рыданиями, а Лана, вдруг, дико рассмеялась, колотя по столу маленьким кулачком.
- Уронили, черти, - сказала она, - труп такой по лестнице: бум, бум, бум! Синие ручонки выбились из-под простынки, башка смешно мотыляется...
Я слушал её, и хотелось плакать. Что в этом смешного?
- Пошли, - она взяла меня за руку и потащила в комнату.
Потом, встала на коленки на диван, подняла халатик и улыбнулась мне.
- Не горюй, мальчик мой.
Снова секс. Она опять рычала, хохотала, а в подъезде кричали и плакали; поднимали мёртвое, отёкшее тело. В какой-то момент, она повернулась, посмотрела на меня, и я увидел лицо своего покойного соседа, синее, отёкшее. Вскрикнул, отдёрнулся. Она спохватилась, подошла ко мне и дотронулась до щеки, тяжело дыша, а в горле у неё что-то клокотало. Лицо снова было красивое, ласковое.
- Ты испугался? Я хотела немного повеселиться... Внести разнообразие. Малыш...
- Больше не надо, - ответил я, не скрывая отвращения.
Потом, она ушла, сразу же, как мы закончили. А в груди осталось щемящее чувство. С любовью и страхом, я смотрел, как она нарочно наступает на разбросанные по подъезду цветы. Она уходила по последнему пути покойника, специально вдавливая в землю свои маленькие каблучки".
Сначала мне показалось, что автор - просто сумасшедший извращенец. По первому (и последнему) впечатлению так и получалось. Но, вспомнив тела без голов, куски мозгов на стенах, я снова посмотрел на тетрадку. Чёрт побери, неужели это правда? Зачем, тогда, я окунаю руки в это дерьмо? Эта медсестра, ведь, где-то бродит и, не, дай бог, она постучит в мою дверь. Я невольно прислушался к тишине в квартире. Мама с папой на работе. Батя, конечно, расстроится, узнав, что я завалил вступиловку. Но быстро отойдёт. А матери, по-моему, музыка совсем не важна. Она всегда хотела, чтобы её сын был бизнесменом, и толкала меня на всяческие экономические факультеты, не понимая, что, максимум, кем бы я стал - это бухгалтером. Эх, мама, мама, бизнесменами становятся и без экономического образования. Причём, благополучно. За этими мыслями я перевернул следующую страницу тетради.
"В сексе можно погрязнуть, утонуть. Секс - пучина. Розовая пучина, с примесью голубого и серого. В нашем с Ланой случае - чёрного".
30 ноября.
Всю неделю мы не выходили из квартиры. А мой рак прогрессировал. Я чувствовал это. Если бы не Лана, я бы помер уже числа двадцать пятого, но она... Она словно не давала мне откинуться, была моим аквалангом, трубкой, соединяющей меня с жизнью. Как хорошо, когда мало лишних вопросов. Ей совершенно не было интересно, что я - сирота, что я работаю на заводе, получая слёзы вместо зарплаты, снимая вот эту самую конуру за половину заработка. Всё - к чертям! как любила говорить она, когда опрокидывала последнюю стопку, и мы шли в комнатушку.
За эту неделю умерло ещё два моих соседа, и маленький ребёночек пару этажами выше. Но мы этого не замечали. Мы погрязли в пучине, изредка выныривая, чтобы налить стопку... Розовый секс, серая водка, чёрная, холодная жижа, и отёкшие конечности.