- Игорёха это, - кинула Лана через плечо, проходя в кухню.
Сразу было видно, что они друзья с детства, если не брат с сестрой, потому что Игорёха скинул небрежно свои коричневые, ужасные туфли и, похлопав меня по плечу, проскользнул на кухню. В руке он держал большой, позвякивающий пакет.
Закрыв дверь, я посмотрел в зеркало. У меня покраснели глаза, словно я просидел за компьютером весь день, - белки покрылись бардовыми трещинками, верхнее веко потяжелело.
- Родненький мой, ну что ты там стоишь? Беги к нам, малыш, будем знакомство отмечать. Кажется, ты так и не представился нашему гостю!
Я поспешил на кухню. Нервничая, протянул руку Игорёхе и промямлил своё имя. Парнишка улыбнулся, горячо потряс мою кисть и заговорил с Ланой. Захотелось плюнуть ему в лицо.
Игорёха не понравился мне с первой рюмки. Даже пьянея, мотая своим языком, я не находил в этом большеротом, длиннолицем брюнете ничего хорошего. А ещё он, что-то рассказывая, постоянно смотрел на Лану. Та, в свою очередь, хохотала, как сумасшедшая, блестела своими большими, тёмными глазами. Что у них общего, думал я, ревнуя, как осёл, пытаясь вставить какие-то шутки, но - тщётно, - Лана и Игорёха будто бы и не замечали меня.
Мы уговорили одну бутылку, потом, начали вторую, под хохот Ланы и тупейшие истории её дружка. Я пьянел, а мне всё подливали и подливали. Игорёха частил:
- ... и вот такие дела - я один, а их много, обезьян городских. Трущобных крыс. Говорю им, мол, ребята, пожалейте болезного, а они мне...
- Что у тебя? - спросил я, бесцеремонно прервав его словесный понос.
Игорёха глянул на меня, как будто только теперь вспомнил о моём существовании и быстро ответил:
- Рак... Ну, вот, говорю, рак у меня, а они...
Я тяжело задышал, живот опять скрутило, но я сдержался, чтобы не закричать.
- И у тебя?
- И у меня, и ещё у миллионов людей. Так вот...
- У меня просто тоже... - прошептал я, смотря в стенку.
Лана нахмурилась.
- Зайка, пошли, перекурим, - бросила она мне, вставая из-за стола.
Мы вышли на балкон. Холодная, ноябрьская ночь показалась мне чудесной и освежающей. Воздух приятно пах.
- Кисуня, - начала она, - зачем ты намекаешь нашему гостю о болезни, напоминаешь ему о ней? От другого здорового, ещё ладно, но от тебя - не ожидала. Ты же знаешь, какого это ! Как так...
Она посмотрела на меня огромными, тёмными глазами, цветущим, как никогда лицом. Я замялся.
- Нет, я не о том... - начал было.
- Хватит! Мы с Игорёшкой дружим с детства. Я не хочу, чтобы ты его огорчал.
- Не особо-то он и огорчился!
- Ты ревнуешь? - улыбнулась она, и её белоснежные зубы блеснули в свете луны.
- Нет! Просто, я думал нам хорошо вдвоём, а тут Игорь... Я не против твоих друзей, но...
Она приложила палец к моим губам и покачала головой.
- Не надо. Мы любим друг друга, и это всё, что стоит помнить. Остальное - секс.
Мы уговорили вторую бутылку, появилась третья. Лана, кажется, совсем не пьянела, а, вот, у меня в глазах всё плыло, тело шатало из стороны в сторону. Игорёха держался молодцом, только язык заплетался. Опрокинув в себя ещё рюмку, я повалился на стол и уснул.
Проснулся посреди ночи, на своём старом диванчике. Сначала услышал какие-то шорохи, открыл глаза. А потом словно кто-то кипятком окатил всё внутри. Звук этот не спутаешь ни с чем. Лана стонала громко, сильно и сладко. Я почувствовал, что кровать трясётся мерными движениями: вверх, вниз, вверх, вниз... Я повернул голову направо: Лана, совершенно голая (как, впрочем, и Игорь) сидела на своём дружке и... Не буду описывать, противно. Я попытался закричать, подняться, но Лана приложила руку к моей груди, и стало тяжело, будто бетонной плитой придавило. Ноги и руки сковало, шею тоже. Я мог видеть только свою любимую, закатывающую глаза, изредка поглядывающую на меня своими тёмными глазами.
Вдруг, звуки померкли, а пространство стало огромным. Стены и потолок комнаты куда-то исчезли, остались только мы втроём. Потом, заиграла музыка Вивальди, по-моему "Времена года. Зима". И, впрямь, стало холодно, слёзы текли из глаз, когда я смотрел на свою любимую, которую в сантиметре от меня лапал какой-то мужчина... А она стонала, извивалась, целовала его, так же, как и меня когда-то... Вокруг кровати закружились души, и я их узнал - мои соседи. Они касались моего лица, падали на колени, ползли к нам, рыдали и что-то кричали, что - разобрать невозможно. Соседка, сорокалетняя Оксана Петровна, совершенно голая, тянула руки к довольной, потной, блестящей Лане и, словно, о чём-то умоляла ту. А Вивальди осыпал нас метелью и ветром, гладя мои рыжие волосы, теребя простыни... Я закричал, закрыл мокрые от слёз глаза, в которых, как в калейдоскопе, менялись картинки: Лана, мертвецы, Лана, Мертвецы... Синее, тёмное, синее, белое... Тёмные глаза, синие призраки, синие лица, белые клыки... Куча-мала, грязь...
Мы проснулись так же, втроём. Лана прильнула к Игорёхе, они оба были голые, только я так и не разделся со вчерашней ночи.
Я вскочил, побежал в туалет и там харкнул кровью больше, чем обычно. Добрёл до комнаты, посмотрел на Лану. Игорёха меня совсем не интересовал. А потом, накинулся на них, стал молотить кулаками по обнажённым телам, совсем теряя голову, хрипя от ненависти. Лана подскочила и встала на кровати, смотря на меня сонными глазами, улыбаясь красными, от помады, губами. Игорёха не встал.
- Молоти по нему, ну? - она подняла вверх, по привычке, свою прекрасную бровь.
Я глубоко вздохнул, глядя на Игоря, и вскрикнул. Парень был бледен, мёртвенно бледен, а язык вывалился изо рта, кое-где, вокруг глаз и по щекам, разлилась еле видная синева. Игорёха умер...
Я смотрел на неё, плакал, бил себя по щекам, повторяя:
- Ведьма, ведьма, ведьма...
Она подошла ко мне, обняла, положила голову на плечо. Поспорю на что угодно, эта сука улыбалась в тот момент!
- Мы любим друг друга, остальное - секс... - прошептала она.
А я плакал. Слёзы мои капали на её чёрную копну.
И в голове играл Вивальди. Но, теперь, лето... Лето настаёт, думал я, обнимая свою любимую. Лето настанет, чёртова, ты, сучка. Лето настанет..."
Я попил воды - горло пересохло. Открыл ноутбук, напечатал в поисковике слово "Вивальди", а потом "Времена года". Вот они, четыре звуковых дорожки. Я нажал на "Summer", и перевернул страничку...
"Мы любим тех, кого хотим любить. Мы играем то, что хотим играть... Я хочу сыграть Вивальди на барабане. Кожа ведьмы - мне в помощь...
3 декабря. Полдень.
Игорёха совсем посинел. И, к тому же, вонял жутко. Я перетащил его тяжеленное тело на балкон, где царила королева Зима...
Та, та, та....
Лана, голая, лежала у моих ног, но не просила прощения, нет, просто сдохла. Оказывается, никакая она не дьяволица, а обычная шлюха. Хотя, посмотрим, как её кожа будет звучать... Прекрасная кожа.
На спине у моей любимой красовалась вытатуированная надпись: "que femme veut diable le veut". Я рассмеялся. "Что хочет женщина, то хочет дьявол?". Занятно. Этой надписью и будет пестреть мой барабан.
Странно и обидно, но, когда я воткнул нож в упругий животик Ланы, весь шарм ушёл из неё, вся красота вылетела, как один "пшик". Передо мной лежала обычная, голая красотка, коих в любом городе - пруд пруди.
- Мы любим тех, кого хотим любить, - прошептал я, вонзая огромный нож в холодную спину...
Готов. Красные бока, кожаный барабан из ведьмы. Какого, а?
И звуки он издаёт странные. Вроде бьёшь по нему, вспоминаешь мелодию Баха, и вот она... Вивальди? Пожалуйста! Только окна трясутся. В комнате даже треснуло.
3 декабря. Вечер.
Труп Ланы тоже отправился на балкон. Воняют жутко.
Ходил к врачу, он сказал, что до весны доживу, да я и сам заметил, что болей сегодня не было, с того самого момента, как Лана закрыла глаза и померла. Ведьма, как пить дать..."
На этом дневник кончался. Больше сумасшедший барабанщик ничего не написал. Я долго сидел и смотрел на стенку, на плакаты моего любимого Вивальди. Потом, взял гитару и наиграл то самое, будь оно не ладно, "лето". Получилось. Попробовал ещё - лучше! Захотел и сыграл, улыбнулся я.
Что потом? В дверь постучали, а на пороге оказалась прекрасная блондинка, улыбающаяся, сверкающая глазами.
- Здравствуйте, примите участие в акции? - подозрительно знакомо подняла она бровь...