А как сбежать? Сейчас сбежишь, омоновцы грохнут. У них же, тоже заказ. Этих заберешь, так не успеешь довезти, как маслина фуражку попортит. Ну и влип! Хотя, стоп! Разница есть. Заказчик сейчас пришьет, хотя бы руками тех же омоновцев. А эти клоуны потом. Лучше потом, чем сейчас. Теперь главное придраться так, чтобы их было за что перестрелять. Ой! Как же он забыл? Он же им наркоту подсунул. Теперь причина есть, за что в тюрьму везти. А тюрьма, штука такая, что никаких гарантий не дает. Там, бывает, человек нечаянно о настенную шубу так стукается, что аж спинной мозг вытекает. А то бывает, шнурки завязываешь, и нечаянно повесишься. Или, скажем, спал человек, подушка на лицо сползла, и он задохнулся. Да мало ли в тюрьме таинственного.
— … мотыга. — Услышал, Семкин, бормотание Брыни. — Опять же, штука нехитрая, но дюже нужная в хоз…
— Молчать! — Рявкнул лейтенант решительным тоном. — Всем оставаться на местах.
Он остановил первую попавшую машину. Это был старый «москвич» с двумя, совсем старыми людьми. Они вышли из машины и развели руками, словно говоря, что бессильны против действий инспектора, что от пенсии ничего на штраф не осталось и, вообще, они в недоумении.
— Будете понятыми. — Безапелляционно заявил Семкин. — Я буду осматривать маш…, тьфу, печь, а вы будете свидетелями.
Старики поникли, но возражать не посмели. Они подошли к печи, сочувственно поздоровались с потенциальными нарушителями и в страхе уставились на инспектора. Тот махнул Брыне.
— Откройте эту, э-э, капот.
Брыня открыл заслонку. Семкин, не глядя в топку, жестом пригласил понятых и телевизионщиков. Нечего им прятаться за щитом, пора выходить из подполья. Чем больше свидетелей, тем меньше опасности.
— Понятые. — Семкин смотрел на стариков. — Посмотрите внимательно. Видите пакетик с белым порошком?
Понятые дружно и отрицательно замотали головами. Семкин резко развернулся и уставился в жерло печи. Пакетиком даже не пахло.
— А где наркотики? — Растерянно спросил он, глядя прямо в объектив камеры, подошедшего оператора-телевизионщика.
— Нету. — Ответил за камеру оператор, и отошел, подальше от греха.
Семкин повернулся к Никанору с несчастным выражением лица.
— Что-то потерял, командир? — Никанору стало так жалко инспектора, что ему, даже, расхотелось набивать морду.
— Наркотики пропали. — Жалобно выдавил из себя Семкин. — Меня майор Хапугин сожрет.
— Что там, Никанор? — Спросил Иван.
— Вань. Ты не поверишь. — Никанор вытаращил глаза. — Пока мы тут ля-ля, у лейтенанта наркотики сперли.
— Россия! — Подытожил Иван. — В кругу друзей хлебальником не щелкают.
— Может, поможем парню? — Предложил Брыня.
— Я принципиально против наркотиков. — Возразил Иван на предложение Брыни. — Пусть сам ищет.
— Точно! — Лицо Семкина озарила надежда. — Я сейчас. Они просто закатились. Их поискать надо.
И он, не раздумывая, прыгнул в печь.
Камера наехала крупным планом на торчащий, из печи, зад инспектора, потом сняла каждого участника событий, отъехала от печи и нацелилась на тележурналиста с микрофоном в руках.
— Новости снимают. — Прокомментировал Никанор. — Нас по телевизору покажут.
— Это с телевидения? — Не поверил Диоген.
— А ты что? Не видишь эмблему телеканала на микрофоне?
— Пойду еще снимусь. — Расцвел Диоген и двинулся к оператору.
Он подошел к корреспонденту, мягко отодвинул его в сторону и, улыбнувшись в камеру, стал принимать всевозможные атлетические позы, которые видел в телепередаче "Мистер Вселенная".
Друзья невольно залюбовались своим товарищем.
— Нету! — Раздался, полный отчаянья, всхлип Семкина.
— Хорошо искал? — Спросил Никанор, глядя, на вымазанное сажей, лицо инспектора.
— Все облазил. — Семкин вытирал слезы, размазывая сажу. — Пакетика, как небывало.
— А может, и не было никакого пакетика? — Предположил Брыня.
— Ты думай, что говоришь-то! — Семкин разозлился. — Мне лучше знать! Я сам его ту…
Он захлопнул рот рукой и посмотрел на деда. Похоже, что тот ни о чем не догадывался.
— Все! — Лейтенант спрыгнул на землю. — Все пропало!
— Не переживай. — Никанор протянул ему бутылку пива. — Поехали в тюрьму, а там, что-нибудь придумаем.
Семкин схватил бутылку и жадно высосал все пиво до капельки. Потом он тяжело выдохнул и, глядя на Никанора, покрутил пальцем у виска.
— Дурак! — Усмехнулся он. — С чем я вас в тюрьму потащу? Вы даже не оскорбили меня.
— Сам дебил! — Сразу врубился Никанор.
— Это фигня. — Задумался Семкин. — Максимум штраф. Вот если бы вы, оказали сопротивление. Нет! — Он подумал. — Вот если бы вы, напали на меня, вот тогда Хапугин обрадовался бы.
— Так бы сразу и сказал. — Брыня двинулся на инспектора. — А то, все намеками, да намеками. Сделаем, как в лучших традициях Голливуда.
Омоновцы, все-таки опоздали. Они, как профессионалы, начали атаку в нужный момент. Рванули на захват, как лоси, но все было кончено, когда им оставалось не меньше десятка скачков. Виной всему был Брыня. Хоть он и намекнул на Голливуд, но сделал все по-русски. Мы часто хотим сделать как на западе, но получается как всегда.
Семкин лежал перед Брыней и, осуждающе смотрел на него, правым глазом. Левый глаз возмущенно и с великой неохотой, заплывал. Зато два передних, верхних зуба, весело раскачивались, прощаясь со своими собратьями. Нос и губы были похожи на кондитерские изделия, из разряда сдобной выпечки. Уши пылали, увеличивались в размере и твердели. Фуражка, с оторванным верхом, была надета на шею, предохраняя, оную, от лишнего движения. Погоны и один рукав были оторваны. Шнурки развязались. Носки порвались.
Ближайший боец ринулся на Брыню, чтобы отогнать того от невменяемого инспектора. Он что-то крикнул и ударил деда автоматом в грудь. Брыня молча ждал продолжения и его ожидания оправдались. Боец отскочил как от стенки, сбив с ног троих, ничего не подозревающих, сослуживца. Старший группы захвата, видя невозможность лобовой атаки, стал обходить опасного деда, но был пойман за грудки, здоровенной лапищей, и беспомощно повис в воздухе. Его бронежилет, смялся как лист ученической тетради в клеточку, керамическая пластина, выдерживающая бронебойную пулю, хрумкнула и стала высыпаться из порванного кевлара на асфальт. Омоновцы застыли, глядя на керамическую крошку. Брыня разжал пальцы, подождал, когда копчик старшого встретится с землей, и громко оповестил, дав, пинка крутящемуся рядом оператору:
— Вы что? Камикадзе? С голым автоматом на обутую пятку? «Апофеоз» Верещагина видели?
Кто-то тронул его за рукав. Брыня повернулся и встретился глазами с Диогеном.
— А ты шутник, Брыня. — Прошептал тот. — Милиция и Верещагин. Ну, отмочил!
— А? Ну да! — Брыня повернулся к омоновцам. — Значит так! Нас в тюрьму, а сами в Третьяковку. А ты! — Он ткнул пальцем в оператора. — Сделаешь копию съемки и привезешь в отделение. А то как, этот бедолага, оправдает свой неряшливый вид?
В ответ, Семкин смог только промычать. Посовещавшись, омоновцы решили, что вариант, предложенный дедом, наиболее оптимальный. Они сообщили по рации, что везут задержанных, вызвали скорую помощь и, усадив задержанных в автобус, укатили в районное УВД. Печь, к великому удивлению омоновцев и потерпевшего Семкина, поехала за автобусом. Сам инспектор, был оставлен на произвол понятых и съемочной группы, дожидаться приезда скорой помощи.
Чтобы не тратить время на формальности, протокол задержания, решили оформить в автобусе. Задержанные не возражали, мало того, они были рады, что едут в тюрьму. Особенно маленький лохматый мужичок в косоворотке. Он рассказывал опасному деду о том, что он познакомит того с каким-то Сидором, который будет очень рад.
После того, как все бумаги были составлены, а странные имена без фамилий были заключены в кавычки, омоновцы немного расслабились. Все прошло гладко, если не считать Семкина и слегка погнутый автомат Новикова, который налетел на опасного деда. Задержанные сидели смирно, даже разрешили надеть на себя наручники. Правда, для деда, наручников не нашлось. Нет! Наручников было полно, но на его запястья, больше подошли бы ошейники, чем наручники. Дед чуточку обиделся, но не настолько, чтобы перепугать омоновцев. Он просто посетовал на плохое снабжение внутренних органов инвентарем. В остальном все шло наилучшим образом. Бойцы схватились за мобильники и стали названивать своим друзьям и знакомым. Очень хотелось поделиться, с кем-то, необычными впечатлениями после сегодняшней операции.