— Да, но я еще не сказал, какое у меня дело.
— А какая разница, вы же плохое не предложите.
— А вдруг?
— Тогда бы вы не смогли войти в долину. — Иван глянул гостю в глаза. — А теперь пойдемте, умоетесь, и все тревоги уйдут.
Когда они, умывшись озерной водой, вошли в горницу, их уже там ждали. Посреди комнаты стоял огромный стол, весь заставленный посудой. За столом сидели, уже знакомые гостю Никанор с Диогеном, и какой-то крепкий дедок. Никанор сидел во главе стола, держа в левой руке расписную деревянную ложку, а правой подпирая голову. Диоген, сидевший слева от Никанора, подпирал голову обеими руками. Крепкий дедок голову не подпирал. Он откинулся на спинку резного стула и разглядывал что-то на совершенно чистом, выскобленном до блеска, деревянном потолке. Весь их вид говорил, что они устали ждать. Как только Иван с незнакомцем переступили порог, взгляды, сидевшей за столом троицы, обхватили их со всех сторон и потянули к столу. Иван сел рядом с Брыней, а гостю пришлось обосноваться около Диогена.
— Ну-с, други! — Иван потер ладонью о ладонь. — Давайте познакомимся с нашим гостем и закрепим это знакомство добрым хмелем. Меня зовут Иван.
— Володя. — Произнес гость и, спохватившись, поправился: — Владимир Вольфович Журиновский.
— Никанор. — Никанор вышел из-за стола и сделал два реверанса.
— Диоген. — Сказал Диоген и пригладил бороду, заплетенную в косичку.
— Брыня. — Брыня протянул руку для пожатия.
Журиновский сделал ответный жест и очень-очень пожалел об этом. Пожалел до такой степени, что ему, вдруг, захотелось жареной картошки с солеными огурцами и черной икрой.
— Никанор! — Иван подмигнул мужичку. — Командуй!
Никанор засунул ложку за ремешок, которым была стянута на поясе косоворотка, и достал, из правого кармана пиджака, огромный чугунок. Владимир Вольфович не успел удивиться тому, как такой огромный чугунок, мог поместиться в кармане пиджака, а Никанор уже вытряхивал из чугунка в его тарелку, жареную, покрытую золотистой корочкой, аппетитно пахнущую, картошку. Журиновский вопросительно посмотрел на Ивана.
— Я его сам, иногда, побаиваюсь. — Перегнувшись через стол, шепотом ответил Иван, на немой вопрос.
А Никанор, тем временем, насыпал соленых огурчиков, в большую, смахивающую на тазик, миску, стоящую в центре стола. Заполнил черной икрой, под завязку, вазу для конфет, справа от Журиновского. Плюхнул, перед Диогеном, банку бычков в томате, отчего тот блаженно зажмурился. Брыне достался огромный бифштекс, закрывший полностью его тарелку. Иван получил жареную треску в кляре. На свое место, Никанор любовно выложил горку пареной репы и, немного подумав, венчал ее пучком укропа. Когда все получили то, что хотели, снедь, из чугунка, стала вылетать самопроизвольно, заполняя пустующую посуду. Разнообразие пищи было фантастическим. Во избежание перебоев в работе сердца, Владимир Вольфович решил не верить своим глазам.
— Ну что? — Иван налил водку, в рюмки, себе и гостю. Подождал, когда Брыня наполнит свою братину, Никаноров стакан и Диогенову пиалу, и поднял свою рюмку. — За хорошего человека!
Журиновский хотел возразить, но смог только выдохнуть, потому что все лихо осушили свои емкости и набросились на еду. Он осторожно выпил и удивленно крякнул. Водка была высшего качества. Он, уже смелее, попробовал картошку. Так умела готовить только его бабушка. Когда она умерла, он перестал, есть картошку, потому что все, что ему предлагали, было жалким подобием кулинарного искусства его бабули. Икра была на много вкуснее, чем в буфете Белого дома. Владимир Вольфович посмотрел на Никанора. Тот брал репу правой рукой, отправлял ее в рот и, закрыв глаза, тщательно пережевывал. Ложка, которую он держал в левой руке, была не у дел. Журиновский перегнулся через стол и тихо спросил у Ивана:
— А зачем ему ложка? — Он кивнул на Никанора.
— Так он же домовой. — Иван тоже посмотрел на жующего Никанора. — Это его атрибут.
— Домовой? — Гость был явно озадачен. — А Диоген кто?
— Диоген гном, Брыня витязь, а я дурак. — Иван поднял вверх указательный палец. — Потомственный.
Аппетит, почему-то пропал. Владимир Вольфович рассматривал жующих сотрапезников.
"Бред! — крутилось у него в голове. — Палата номер шесть! Сумасшедший дом!"
Он уже начал жалеть, что поверил бабе Яге, что приехал сюда без телохранителей, что, вообще, приехал сюда. Вдруг он вспомнил, что в лесу, его остановили разъяренные омоновцы, которые, увидев корочки депутата, извинились, но разозлили. Судя по дороге, они возвращались отсюда, а, судя по их настроению, они здесь потерпели фиаско.
— За то, что хорошо сидим!
Журиновский огляделся. Пока он размышлял, емкости уже наполнили, и Диоген произнес тост. Он взял свою рюмку и одним глотком, выпил ее. В голове немного прояснилось. Зачерпнув полную ложку икры, он отправил ее в рот. На душе потеплело.
— По дороге сюда, — обратился он к Ивану, — мне попались омоновцы. Они к вам в гости приезжали?
— Они не могут ко мне в гости зайти. — Доверительно поведал Иван. — Долина их не пустит.
Он посмотрел на Брыню, который рассказывал какую-то хохму Никанору, а тот укатывался, держа ложку так, чтобы не забрызгать слюной.
— Брыня. — Позвал Иван. — Говорят, омоновцы были?
Брыня повернул на Ивана улыбающееся лицо.
— Ага! — Сказал он и выпил содержимое своей братины. — Очередной налоговый набег.
— Понятно! — Иван улыбнулся Владимиру Вольфовичу. — Налоги выбивать приезжали.
— А вы не платите налоги?
— А что? — Вопросом на вопрос ответил Иван. — Я должен платить?
— По закону вы должны платить. — Голос Журиновского был тверд и решителен. — Все должны платить налоги.
— Да я не спорю. — Иван налил водки себе и собеседнику. — Только хотелось бы знать, за что платить?
Журиновский вздохнул, взял рюмку, выпил и заел икрой.
— Государство проявляет заботу о своем народе, воспитывает, лечит, дает образование, растит. На что оно должно это делать, если никто не будет платить налоги?
— Насколько я знаю, за все вами перечисленное, народ платит сам, да и защищает себя сам. Вот где, скажем, ваш внук учится?
Владимир Вольфович сразу как-то сник. Он замолчал, затравлено оглянулся и приблизил свое лицо к лицу Ивана.
— Я бы хотел с вами поговорить о внуке.
— Все дела завтра. — Оборвал его Иван. — Сегодня отдыхаем. Так, где ваш внук учится?
— В элитной школе. — Нехотя ответил Владимир Вольфович.
— О как! — Воскликнул Иван. — А чем же вам не нравится бесплатное образование?
— Понимаете? Мое положение… — Вольфович вздохнул. — Обязывает…
— Понимаю. — Успокоил его Иван и налил себе и собеседнику. — Вы ситуацию в стране создали такую, чтобы положение обязывало. Чтобы все видели — кто вы и кто народ. А лечитесь вы, в какой поликлинике?
— Зря вы так. — Обиделся гость. — Я сам все прекрасно вижу. Но у государства денег на все не хватает.
— Тогда давай выпьем. — Иван поднял стопку. — За то, чтобы у положения, не было обязательств.
Они выпили.
— Значит, говоришь, денег нет, потому что налоги не платят? — Спросил Иван, закусывая огурцом.
— Угу! — Кивнул Вольфович, жуя бутерброд.
— Ну, вы бы так и сказали на всю страну. — Предложил Иван. — Чтобы народ не роптал. Ну, к примеру, я даже не знаю. — Он почесал голову. — Скажем: вот столько у нас денег. И общую цифру. Вот столько уходит на образование, и цифру, включающую содержание школ и школьных столовых. Вот столько уходит на медицину, и цифру. Вот столько уходит на детские дошкольные учреждения, и цифру. Вот столько уходит на Думу, правительство, президента. И цифру, включающую буфеты и их персонал; спецбольницы, санатории, дачи, места для охоты и рыбалки и их персонал; авто, авиа, водный и железнодорожный спецтранспорт и их персонал; охрана, командировки, бронь на билеты, всевозможные депутатские залы, рауты, саммиты и т. п. и их персонал. Зарплату, я думаю, можно не включать. Пусть это будет коммерческая тайна. Хотя она, по сравнению с прожиточным минимумом, вами же установленным, слишком тяжелая. И общую цифру.