Атеизм Сарамаго (а он именно атеист — тут неясностей быть не должно) носит скорей метафизический (никуда не уйти нам от этого слова), чем политический или же эстетический характер. Это сложная нравственно-философская концепция, автор которой не отрицает бытие божье (еще в романе об Иисусе он подчеркивал, что его евангелие никогда не ставило себе «недостойную цель опровергнуть уже написанные ранее и другими, заявить, будто не было того, что было, и наоборот»), однако общаться с вседержителем согласен только на равных. Позиция Сарамаго — это трезвый и, если угодно, практичный взгляд человека, привыкшего ничего не принимать на веру, пока не увидит это собственными глазами или не пощупает руками. Абсолютного добра не бывает, абсолютного зла — тоже. Ну, так давайте разберемся, из чего же этот бог, о котором так много говорят, состоит, чего в нем больше.
В одной из ключевых сцен «Евангелия от Иисуса», когда всевышний, дьявол и Иисус оказываются на лодке посреди озера, из тумана до них доносятся голоса, которые явственно дают понять, что боги — суть плоды поэтического воображения, порождения человеческой фантазии. Этот момент может служить ключом к пониманию прикладной теософии Сарамаго. Не бог создал мир, но мир придумал бога, породив для этой цели человека. Идея, мягко говоря, не нова, однако писателю удается придать ей новое — вдохновенное — звучание.
И здесь уместно будет слово, которое приблизит нас к пониманию главного творческого принципа автора. Слово это — гуманизм. Потому что наряду с окрыляющим воображением и ободряющей иронией книги Сарамаго пронизаны живым состраданием — тут шведские академики абсолютно правы. И потому гибнет на кресте Иисус, пытаясь обмануть своего небесного отца и спасти человечество от мук, что сулит ему порожденная им религия. И потому раздает себя всю, без остатка окружающим жена доктора, волею случая оставшись единственной зрячей в мире слепцов. И потому идет на верную гибель брат горничной — подруги доктора Рейса, когда его корабль — португальский броненосец «Потемкин» — бросает вызов вооруженной до зубов армаде, оставшейся верной салазаровскому режиму.
Но это все — другие, прежние романы Сарамаго. А где же гуманизм и человеколюбие в «Каине», романе, который начинается с убийства, а заканчивается и вовсе геноцидом, когда ради того, чтобы расстроить планы всевышнего, герой намерен принести в жертву уже не себя, но… все остальное человечество. Возможно ли более страшное, более мизантропическое решение? Впрочем, не будем забегать вперед — обо всем по порядку.
Начнем с того, что Каин, в отличие от героя «Евангелия» — вовсе не прекраснодушный альтруист, наивный мессия, готовый служить проводником чужой воли, лишь бы это послужило в итоге всеобщему благу или хотя бы никому не навредило. Нет, это гордый, самолюбивый, и совсем не добрый индивидуалист, готовый ради того, чтоб настоять на своем, буквально на что угодно. С другой стороны, Каин Сарамаго — не ветхозаветный злодей, носитель одной строго определенной функции завистника и братоубийцы, но одинокий бунтарь, поэт и романтик, искатель истины и борец за свободу. В нем без труда обнаруживаются черты, роднящие его и с Прометеем, и с Че Геварой, с Минотавром из пьесы «Цари» Хулио Кортасара и с горьковским Данко, с Сиддхартхой Германа Гессе и даже с вольтеровским Кандидом. Хотя его, в отличие от последнего, не так-то просто одурачить.
Сарамаго, как и в «Евангелии», не переписывает библейский текст, не искажает, не вносит правок — так, кое-что уточняет, делает пометки на полях, да в некоторых местах подчеркивает. Писатель использует принцип детского «почему», прием «незамутненного взгляда ребенка». Он не комментирует деяния божьи, не дает им оценок и не вешает ярлыков, а просто приводит на место событий своего героя, и тот простодушно (вот в чем его родство с Кандидом) спрашивает: почему так, а не иначе? Почему господь отверг дары земледельца и принял жертву животным? Он что, любит кровь? Ему угодна смерть? И почему человек должен, не задумываясь, по первому его требованию перерезать горло своему ребенку? Почему за грехи отцов пришлось гибнуть невинным детям, когда всевышний устроил в Содоме Дрезден образца февраля 45-го? И почему столь мил его божественному сердцу кровожадный предводитель избранного им народа Иисус Навин?