- Когда я уже избавлюсь от тебя!
Потом он встряхнул головой, отгоняя раздражение, хищно облизнулся, и пошел к начальнику тайной стражи.
Допрос велся в подземном каземате, за запертыми звуконепроницаемыми дверями. Только прошел он совсем не так, как Марханзар его планировал. И когда через пару часов довольный Михель вышел из комнаты пыток, прикрыв за собой дверь, грозный начальник тайной стражи, человек, перед которым трепетала вся страна пустынь, рыдал от стыда, скорчившись на полу в уголке.
Все просто. С ним случился молодой Михель и старый злобный злой в одном флаконе. И если, соблазнив советника Эзара, стражников, прислугу, или строя глазки царскому лекарю Марсиэлю, Михель отдавался им, то Марханзар ему отдался сам. Сам! Сам в дурмане страсти молил о поцелуях, молил взять его, молил быть с ним пожестче. Хотел быть для этого мальчишки сладкой нежной девочкой.
Можно себе представить, что чувствовал начальник тайной стражи, когда все закончилось, и он пришел в себя. Как-то не удивительно, что к вечеру его нашли повесившимся в собственном кабинете. То-то во дворце все забегали... Такое дело, да еще накануне царевой свадьбы.
А Михель-злой сказал про себя:
- Первый, - и, мечтательно улыбнувшись, отправился на свидание к советнику Эзару.
***
Надо сказать, что и царском гареме не было спокойствия. Гарем Владыки Зимруда гудел, как растревоженный улей. Вместо того, чтобы ублажать себя любимых нарядами, драгоценностями, лакомствами, ваннами и притираниями, а также другими высокоинтеллектуальными занятиями, да хотя бы интригами и заковыристыми ритуалами с целью забеременеть, жены и наложницы совещались. Постоянно проводились совещания на всех уровнях, кто с кем и против кого будет дружить, как подольститься к новой жене их господина и повелителя, как при этом не поссориться со старыми, как попытаться успеть забеременеть за оставшиеся шесть дней до приезда царевны Элении и вообще, как успеть и урвать...
Счастье Владыки, что он этого всего не видел и не слышал. За исключением двух немолодых уже наложниц, бывших с ним почти со дня смерти царицы Нитхиль, с которыми у него сложились скорее дружеские отношения, все остальные смотрели на него исключительно как на источник потребления. И всем жадно хотелось потреблять его больше и больше. И по возможности не делиться. А ведь он был бесконечно щедр со своими женщинами, никого никогда не обижал и лаской не обделял. Разве что не любил. Так ведь и они его не любили! Ни одна! Вот оно, одно из следствий проклятия, о котором бедный Владыка даже не подозревал.
В общем, ставки за право провести ночь в объятиях повелителя поднялись до заоблачных высот. И это было само по себе странно, потому что их царь далеко не в первый раз обзаводился новой женщиной в свой гарем, и это никогда не вызывало подобного ажиотажа. Женщины нервничали, охранницы-амазонки устали следить за их постоянными перемещениями, кухня была в мыле от невероятнейших заказов, поступавших одновременно. Бедный Марсиэль не вылезал из покоев царевых жен, а еще на очереди были полчища наложниц. Впрочем, для эльфа было куда лучше и безопаснее находиться среди женщин гарема, чем в мужском обществе. Он это уже понял и пользовался ситуацией, пока мог.
Никому не приходило в голову, что это странное нагнетание суеты и атмосферы неуверенности и страха напрямую связано с присутствием во дворце злого. Никому.
***
Странное самоубийство верного начальника тайной стражи сильно потрясло Зимруда. Он не мог себе представить, что подкосило этого человека железной воли, блестящего проницательного ума и тонкой интуиции до такой степени, что он покончил счеты с жизнью. Зная своего друга, а Марханзар определенно был другом Зимруда много лет, Владыка понял, что толкнуть его на такой шаг могло разве что сильное чувство вины. И он все время задавал себе вопрос:
- Что? Что же это за вина? В чем ты мог так облажаться, что постыдился прийти ко мне и покаяться? Я бы простил тебя. В чем таком тебе было каяться, мой друг? Вся твоя жизнь открыто прошла передо мной как на ладони, что же с тобой могло случиться?
Помимо чувства потери страшно мучило царя то, что его друг не доверился ему, предпочтя унести свою тайну в могилу. Не было у него сегодня душевных сил ублажать своих женщин, ему самому необходима была помощь. А потому он велел привести к себе двух своих старых наложниц-подруг Гульшари и Захарию. Четыре амазонки сопроводили двух закутанных в плащи с капюшонами женщин в покои царя, откланялись и ушли. Женщины остались стоять в недоумении, он посещал их редко, а к себе и вовсе никогда не вызывал. Владыка Зимруд сгорбившись сидел на диванчике с низенькой спинкой. Перед ним стоял столик с ужином, а на полу множество подушек. Зимруд жестом подозвал обоих женщин подойти и предложил присоединиться:
- Захария, Гульшари, девочки, поужинайте со мной.
- Спасибо, Владыка, мы сделаем это с удовольствием.
Женщины присели рядом на подушках у его ног и взяли со столика по мясному пирожку. Зимруд любил мясные пирожки, и повар изощрялся, готовя специально для царского стола крохотные румяные и ароматные пирожочки. Видя, что их повелитель подавлен, Гульшари набралась смелости и спросила:
- Что печалит нашего повелителя? Может мы могли бы помочь...
- Ах, верные мои подруги, мне... мне...
Непривычно было видеть, как царь заикается и не может высказать своего пожелания. Зимруд вздохнул:
- Мне сейчас нужна поддержка, - он покачал головой, - Я потерял друга. И он...
Владыка не мог продолжать, боль душила. Потом все-таки признался:
- У меня нет матери, нет сестер, братьев. Некому пожалеть меня в моем горе. Дочь я не хочу обременять этим... - он взглянул на притихших женщин и продолжил, - Будьте сегодня моими сестрами.
- Владыка... - на глаза Захарии навернулись слезы, - Позволь обнять тебя, позволь забрать твою боль.
Он протянул им руки, призывая обоих в свои объятия, женщины обняли его с обеих сторон. Чувствуя, что царь дрожит и глубоко дышит, сдерживая слезы, Гульшари, погладила его спину и, уткнувшись ему в шею, прошептала:
- Плачь, Владыка, плачь... В том, чтобы оплакать друга, нет стыда. Плачь.
И плакал царь. Плакал в объятиях тех, пред кем он не постеснялся показаться слабым и уязвимым. Обычным человеком, просто одиноким человеком, а не всесильным Властителем пустыни. Перед женщинами, которых в эту минуту он считал сестрами.
***
Дагон, придя этой ночью в покои Янсиль, обнаружил в саду нового духа растительности. Кариса он прекрасно знал в лицо, а этот новенький ему совершенно не понравился. О чем темный не преминул дать понять субтильному парнишке с зелеными волосенками. Вид разгневанного и подстрекаемого ревностью темного был пугающ и прекрасен одновременно. Но Фрейс видел только его страшную сторону, ибо красота интересовала духа растительности только в зеленом царстве растений, и на дышащие угрозой слова, что он здесь делает, Фрейс слегка заикаясь, честно ответил:
- Р-р-розу выращиваю для п-п-принцессы. Она проснется и обрадуется.
- Дай сюда розу, и свалил отсюда быстро, и чтобы я тебя здесь больше не видел!
Видя, как закручиваются смерчи тьмы вокруг злющего темного, Фрейс счел за благо отдать розу без возражений. Дагон при виде дивного цветка смилостивился и заговорил уже нормально:
- Я тебя здесь первый раз вижу. Как тебя зовут?
- Я Фрейс. Из Фивера. Был смотрителем царского сада, - мечтательно протянул молодой дух растительности.
- Меня зови Дагон, - они пожали друг другу руки, - А здесь как оказался?
Фрейс пугливо огляделся по сторонам, сделал темному знак приблизиться и зашептал:
- У нас тут... в Фивере... на днях царь Александр умер...
- Угу.
- Да. Он болел давно... Ну... потому что его брат травил... Баллерд. И теперь этот Баллерд стал царем.
- А тебя это как касается? Не пойму.