Ожила вся природа вокруг моря, расплодились звери и птицы, народ стал ловить рыбу, разводить скот. Влаги стало много, деревья росли до самого неба, скалы — и те покрылись густой зеленью. А потом народ вспомнил доброго странника и назвал море по имени его брошенного сердца Байкалом.
С тех пор никто не изменял того имени, и все народы начали называть наше море Байкалом.
Свод вариантов
Иногда устно высказывается суждение (например, бурятами китайского происхождения, уроженцами Баргузинской долины), что бурятское Байгал является переоформлением, приспособлением к особенностям бурятского языка древнекитайского названия Бэйхай. Суждение ничем документально и фактически не подкреплено. Оно противоречит историческим фактам и языковым закономерностям.
Бейхай — собственно китайское название. В китайских хрониках оно писалось двумя иероглифами 
. Употребление его ограничивалось тоже этими хрониками. Китайские хронисты обычно заимствовали из языков окружающих Китай народов, которые считались «варварами» и приравнивались к так называемым «низким людям» (беднейшим, неимущим слоям населения) в самом Китае, лишь минимум слов (например, этнические самоназвания народов), приспосабливая их к своему языку и, следовательно, неизбежно искажая. Неприятие чужого (не только в языке, но и вообще в культуре) у древних китайцев предопределялось проводимой в отношении «варваров» особой политикой, выражавшейся формулой «подавлять одних варваров, используя других варваров».
Китайские хроники писались исключительно для сведения богдыханского двора. В них излагались лишь события, затрагивающие в том или ином плане сам Китай. Поэтому определенно можно говорить, что упоминания Северного моря в них появились только потому, что на Байкал сюнну ссылали китайских послов. Ни о каком заимствовании чужеродных названий в этом случае не могло быть и речи. А между тем те же сюнну Байкал называли иначе, по-своему. Заслуживает внимания версия о том, что сюнну море-озеро называли Денгиз или, как позднее древние тюрки, Тенгис. Об этом может свидетельствовать косвенно лишь то, что среди нескольких дошедших до нас слов сюнну (хунну, гуннов) есть слово «Денгизих». Это имя носил сын предводителя гуннов Аттилы, того Аттилы, который в V в. сражался с римскими легионами на полях Галлии и водил свои конные орды под стены Священного города — Рима.
Название Бэйхай в древнем Китае употреблялось только в придворных хрониках. Оно не получило распространения в народе. Более того, оно отсутствует в древних географических трудах{70}. Подобное положение с названием Бэйхай можно сравнить с той ситуацией, которая, хотя и редко, встречается в биологии. В этой науке существует правило, согласно которому название нового вида растения или животного считается голым именем — nomina nuda, если только оно дано без описания объекта, и не пользуется правами приоритета. Такую же картину мы наблюдаем в случае с древним китайским Бэйхай — озеро только лишь называется, не приводится его описание и местоположение. Более того, оно не было строго закреплено только за озером Байкал, этим именем китайцы называли многие водоемы, лежащие за пределами их страны. Название Бэйхай, например, распространялось на Аральское море, возможно, даже на Каспий, на отдельные части Аравийского моря, к берегам которого китайцы выходили по суше через Среднюю Азию. Вообще, термин «хай» («море») древними китайцами применялся ко всем встреченным за Великой стеной водам-озерам{71}.
Позднее название озера Байкал вошло в китайские географические труды в виде Бэйцзяэрху, выражающегося сочетанием четырех иероглифов 
, где первый иероглиф — «бей» — означает «раковина, богатство, сокровище, драгоценность», второй — «цзя» — «прибавлять, увеличивать, превышать», третий — «эр» — суффикс, четвертый — «ху» — «озеро». В целом китайское Бэйцзяэрху в переводе означает «озеро, приумножающее богатства» или «озеро, увеличивающее (число) раковин» (последнее связано с тем, что в древности в Китае раковины высоко ценились и выступали в качестве денежных единиц, подобно тому как в Древней Руси роль денег выполняли шкурки белок и куниц). Кроме того, в настоящее время в китайском языке озеро Байкал обозначается через Байкалэху, являющееся фонетическим аналогом русского Байкал, и через Бай-хай — Белое море. Следует также отметить японское прочтение иероглифического Бэйхай — Бэйкарр-ко{72}. Последняя форма, кстати говоря, встречается без каких-либо оговорок в научных трудах по истории Древнего Китая, выдаваемая за перевод слова «Бэйхай» с китайского языка, что является неправильным.
Древнекитайское иероглифическое Бэйхай не могло трансформироваться в монгольское Байгал, если учитывать фонетические закономерности словообразования в монгольских языках. Невозможен переход «э» в «а» в первом слоге, как и перегласовка «х» и «г», так как звук «х» в монгольских языках весьма продуктивен и он должен был бы остаться, а не переходить в «г». О невозможности перехода «й» в «л» не приходится и говорить.
Таким образом, исторические и лингвистические обстоятельства свидетельствуют о том, что древнекитайское Бэйхай не явилось прототипом имени Байкал.
Байкал переплывал на рыбачьей лодке, направляясь на Туркинские горячие воды (ныне Горячинск), известный русский синолог Н. Я. Бичурин (церковное имя — Иакинф). Он писал с Байкала в 1832 г.: «Уверяют, что китайцы еще в 119 году до Р. X. (до н. э. — С. Г.) видели Байкал с Боргойского хребта и, соглашая созвучность сего имени с местоположением в отношении к своему отечеству, назвали сие озеро Бэй-Хай, что значит: северное море»{73}. Из этого заключения следует, что Бэйхай является «согласованным» вариантом названия Байкал или близкой к нему формы. Следовательно, можно полагать, что китайские послы, ссылаемые сюнну на Байкал, встретили здесь название Байкал или близкую к нему форму, а китайским хронистам оставалось только «согласовать» услышанное с существовавшими географическими представлениями.
По данному варианту получается, что название Байкал (или близкую форму) следует искать у тех народов, с которыми встречались ссылаемые на Байкал китайские послы. Как следует из пересказанных выше историй с китайскими послами, они встречались на Байкале с двумя народами (племенами): сюнну и динлинами. Заимствовать название озера у сюнну они не могли, так как в языке сюнну, как можно предполагать, было слово «тенгис» с нарицательным значением, что подтверждается и утвердившимся ныне мнением, что сюнну (хунны) являу ются предками тюркоязычных народов. Остается, таким образом, одна версия — заимствование у динлинов.
Динлины — самый загадочный, скрывающийся за многими завесами тайн и неясностей народ Центральной Азии. Как сообщают китайские хроники, динлины были людьми рыжими или светловолосыми, со светлыми или голубыми глазами, они носили длинные бороды. Проблемой этногенеза динлинов занимался Г. Е. Грумм-Гржимайло. Его исследования базировались на расистских концепциях и преследовали прежде всего задачу поиска в глубокой древности представителей белой расы, якобы господствовавшей в Центральной Азии. В своих выводах они не могут быть одобренными. Тем не менее сообщения исследователя о динлинах заслуживают внимания. По его мнению, динлины были высокого роста, могучего телосложения, с белым цветом кожи, с кавказским типом лица. «Динлины хотя и жили деревнями, окруженными пашнями, но вели полуоседлый, полубродячий образ жизни, так как охота составляла всегда главнейший промысел». Они были искусными литейщиками и посредственными гончарами. Потомками их, по мнению Г. Е. Грумм-Гржимайло, являются хакасы, отчасти киргизы, шорцы, енисейские остяки{74}.