В его день рождения Хогвартс заваливает снегом чуть ли не до крыши, а метель и не думает прекращаться. Но это не мешает в обед появиться Рональду Уизли. Он входит в зал довольный и веселый, правда его веселость быстро тает, когда он не обнаруживает Гермионы.
— Что привело вас сюда, молодой человек? — спрашивает его Минерва.
— Надо переговорить с Гермионой, — впрочем, Уизли не спешит, садится за стол и как бы между делом начинает есть.
— Как же вы добрались? Такая погода… — качает головой Поппи.
— До Хогсмида каминной сетью, а в Хогвартс есть тайные ходы, — говорит Уизли шепотом.
Северус красноречиво смотрит на Минерву, которая отказывается от предложений завалить эти тайные тропинки к чертовой матери. Наверное, госпожа директор полагает, что без тайных ходов и шныряющих по ним студентов и не только студентов, жизнь преподавательского состава в Хогвартсе будет пресноватой. Минерва не замечает взглядов Северуса и продолжает светскую беседу с Уизли.
— А где Гермиона? — наконец спрашивает Уизли, вставая из-за стола.
— Северус? — поворачивается к нему МакГонагалл.
— Она в лаборатории, — нехотя сообщает Северус.
— Все каникулы она просидела над зельями, — чуть ли не смеется Уизли, — и вот опять!
Ну да, смешно. Очень. Северус оставляет чашку с недопитым чаем и выходит из-за стола.
Уизли нагоняет его в коридоре.
— Вы в лабораторию?
Северус испытывает основательно подзабытое чувство — желание ударить с размаху, просто так, в глаз или в челюсть, но, как и когда-то давно, его останавливает здравый смысл: Джеймс и Сириус были физически сильнее, и он прекрасно это понимал. И Рон Уизли, вымахав чуть ли не под два метра, тоже сильнее, от него так и веет молодостью и наглостью, он…
— Нет, — отвечает Северус. — Мисс Грейнджер вполне справляется сама, — и он, только слегка склонив голову, стремительно уходит.
Он идет в свои комнаты, но придя, никак не может вспомнить — зачем он спускался сюда? Он сбрасывает сюртук, расстегивает воротничок рубашки и со злостью сдирает с себя галстук. Все не то и не так. Впрочем, каждый его день рождения был именно таким, всегда. Даже если мать и отец утром дарили простенький подарок, то к вечеру в доме обязательно гремела очередная грандиозная ссора, а маленький Северус гадал, кто кого победит — мать, умеющая колдовать, или отец, несмотря ни на что достойный противник. Про учебу и своеобразное чувство юмора слизеринцев вообще и Малфоя в частности и вспоминать не хотелось. Впрочем потом, пока Поттер еще не почтил своим присутствием Хогвартс, дни рождения были вполне терпимы: коллеги поздравляли его после занятий, и это было по-своему приятно, вот только ученики, как нарочно, что-нибудь да вытворяли в этот, обычно один из первых после каникул, день. Так что Северус почти привык, но Уизли… это уже слишком.
Северус подходит к зеркалу, ставит руки по обеим сторонам от него и смотрит на себя. Зрелище так себе. Он никогда не был привлекательным, так теперь еще и волосы отросли, но до прежней длины пока далеко и выглядит он еще хуже, чем всегда. Короткие волосы позволяли не думать о них совсем, да и выглядели аккуратно, за длинными можно было спрятаться, а сейчас… седина на висках, всклоченные вихры. Северус раздраженно приглаживает их, мимолетно вспоминая, как Грейнджер говорила о своем желании обриться, и думает, что в его случае — это неплохая идея. Первокурсники после такого точно начнут заикаться, а все прочие — просто бояться до обморока.
Он отходит от зеркала, чувствуя, что злится все больше и больше и не знает, что делать с этой злостью. Не из-за внешности же! Когда-то он думал, что станет старше и если не красивее, то интереснее, мужественнее. Но нет, глядя на себя, он до сих пор видит все такого же некрасивого, нескладного жалкого мальчишку. Как там говорила Грейнджер? «Вы пытаетесь казаться тем, кем не являетесь»?
— Грейнджер, драккл задери, — ругается он, судорожно надевая сюртук, — что бы понимала! Не тем, кем являетесь! — и он несется к лаборатории, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться в бег.
Около двери он останавливается, чтобы перевести дух и слышит, как эти двое говорят на повышенных тонах. Подслушивать, конечно — нехорошо, но очень познавательно.
— Рон, нет, — железным тоном отвечает на какой-то вопрос Грейнджер.
— Слушай, — голос Уизли тоже звенит от злости, — я не против твоего обучения, твоей карьеры и чтобы ты занималась тем, чем хочешь. Я не дурак, и все понимаю. Но, знаешь ли, когда ты меня и близко не подпускаешь, а потом срываешься в Хог… Что я должен думать? Скажи прямо, у тебя кто-то появился? Я не верю, что все из-за учебы. Ну не верю.
— Рон, мы сто раз это обсудили! Просто… просто сейчас…
Уникальный случай: Гермиона Грейнджер, у которой всегда на все есть ответ, не может подобрать слов!
— Да ничего не просто! — взрывается Уизли. — Я места себе не нахожу! Мать вопросы задает, Джинни надо мной подшучивает. Что происходит, Гермиона? Ты же сама хотела быть со мной! Я из-за тебя оставил Лаванду!
— И жалеешь теперь?
— Иногда да, — бросает Уизли. — Она, конечно, умом не блистала, но с ней было все предельно ясно, и она меня любила, в отличие от тебя.
Северус отходит, а потом, нарочито громко топая, стучится в дверь и тут же распахивает ее, обводя помещение грозным взором.
— Мисс Грейнджер, мистер Уизли? — он выжидает, с интересом переводя взгляд с одной на другого.
— Рон уже уходит, — ровным тоном сообщает Грейнджер. — Я могу его проводить?
— Сделайте милость, — он отходит от двери, позволяя им пройти.
— Не стоит напрягаться, все, что хотел, я выяснил, — и Уизли уходит один, напоследок саданув дверью.
— Извините, — Гермиона отворачивается и начинает что-то писать в своем дневнике. Ее рука подрагивает.
Северус подходит и встает рядом.
— Вы еще можете его догнать, — говорит он.
— Зачем? — она перестает писать, бросает перо и смотрит в сторону. — Он прав, с Лавандой Браун ему будет лучше. Она все время смотрела ему в рот, а я…
— Возможно, он не хочет, чтобы Браун смотрела ему в рот? Возможно, ему, возможно, нравится именно ваш ужаснейший характер?
Грейнджер наконец-то переводит взгляд на него.
— Вопрос не в том, что хочет он, а в том, чего хотите вы, мисс. Ну же — догоняйте, он не успел уйти далеко, — добавляет он.
Она снова берет в руки перо и продолжает писать, даже не удостаивая его ответом.
— Вот-вот, — ворчит Северус, сам не понимая, почему ему хочется улыбаться, — жуткий характер!
— У вас не лучше, — замечает она. — Кстати, на вашем столе записи по последнему этапу приготовления образца номер четыре. Посмотрите. Я изменила порядок рун и результат оказался неожиданным, мы строили совершенно иные гипотезы.
Через минуту он забывает о Рональде Уизли и своем дне рождения и погружается в работу.
Минерва все же не сдерживает обещание и вечером Сесиль приходит к нему с подарком, оживленная, будто и правда в его комнатах — праздник и все ждут только ее.
— Я знаю, ты не хотел праздновать, но мы же можем сделать вид, что просто так встретились?
— И ты просто так принесла мне подарок?
— Почему нет? Ну же, посмотри! — она сама распаковывает сверток, достает красивый, шитый серебром по изумрудному, шлафрок. — В нем не будет холодно зимой и не будет жарко летом. Примерь!
Вещица красивая, но Северусу по вкусу его старый, кое-где основательно потертый халат. Он смотрит на подарок, стараясь не кривиться, и думает, что скоро Сесиль начнет менять тут мебель, переберет и изменит весь его гардероб и хорошо, если на этом успокоится. Он сдерживает вздох, благодарит ее и уже привычно раздевает. Он не может не удивляться — то, что недавно дарило столько эмоций, заставляя тело растворяться, а душу — парить, теперь становится чем-то вроде чаепития — мило, приятно и помогает занять время. По краю сознания плывут мысли, что им не хватает настоящей увлеченности друг другом, не хватает чего-то важного, но оргазм опустошает разум не хуже окклюменции, и Северус засыпает, сжимая Сесиль в объятиях.