— К чему все это? Что ты хочешь сказать? Мы же оба все знаем и понимаем, — он даже рад, что она завела этот разговор, сам бы он на него не решился. — Сесиль, все же очень просто: я тебе подвернулся под руку. Ты сама говорила — в Хогвартсе выбор не богатый.
— Северус, я…
Он подходит к ней ближе, вытирая руки о старое полотенце.
— Ты любишь меня, Сесиль?
— А ты меня? — отвечает она, сводя брови. — Все я и я. А если б не я — то ничего бы и не было? Я ждала, что ты… что ты будешь идти мне навстречу. Я думала, тебе это тоже важно. Я ждала, но ты…
— Ты хочешь, чтобы в нашем расставании был виноват я? — спрашивает он, с трудом сдерживая злость. — Хорошо, я готов взять на себя вину за все, если тебе будет легче…
— Не притворяйся благородным, — щурит она глаза, — тебе просто наплевать. Наплевать на меня, на то, что думают окружающие. Может, только мнение Грейнджер тебя и волнует, а так… Бог мой, — она нервно смеется, — а я-то наслушалась о тебе сказок! Благородный герой!
— Прости, что не оправдал, — он отворачивается. — Поппи ждет лекарства, прости, я должен работать.
В ответ он слышит лишь хлопок двери.
Он устает. Можно было бы вызвать на подмогу Грейнджер, но Северус только стискивает зубы: сейчас предпочтительнее одиночество. Едва он успевает передать Поппи очередную порцию лекарств через камин и заметить мелькающую на заднем плане макушку Грейнджер, как его уже вызывает МакГонагалл.
— Это моя вина, я не должна была отменять распоряжение, — начинает Минерва, когда все учителя собираются в ее кабинете. — Но сделанного не воротишь, правда, не знаю… не знаю, чем могут закончиться разбирательства. Моим заместителем остается профессор Снейп, и если я…
— Минерва, все будет в порядке, виноваты они, те, кто напал, но не ты, — тихо говорит Синистра, забыв от напряжения об официальном обращении.
— Мы должны организовать прощание. Родители погибших учеников прибудут через несколько часов. Мы должны почтить память, мы… — Минерва выпрямляет спину, встает, опираясь на стол. — Я не хочу, чтобы дети стали бояться снова.
— Это неизбежно, — тихо замечает профессор Вектор.
— И все же. До каникул осталось совсем немного времени. Пятому и седьмому курсу, вместе с теми, кто доучивается, в первую очередь надлежит думать о экзаменах. Я прошу вас увеличить нагрузку, в пределах разумного. Свободное время сейчас — это не то, что им поможет. Итак, профессор Стебль…
В Хогвартсе то и дело кто-то гибнет, редкий год обходится без этого. Схемы, по которым действовать после этого, отработаны, но разговоры и обсуждения позволяют пережить шок и вернуть себе иллюзию контроля над ситуацией. Вот и сейчас, стоит облечь весь ужас смерти в повседневные одежды, с обсуждением кто за что отвечает и что когда надо сделать, и становится хоть немного, но легче. По крайней мере все, сидящие здесь, себя в этом убеждают.
Как только возникает возможность, Северус ссылается на работу и сбегает к себе. Он не успевает вытащить очередную бутылку огневиски, как вспыхивает камин и Грейнджер, уставшая и бледная, шагает к нему из кабинета больничного крыла.
— Нам надо приготовить модифицированное противосудорожное.
— Грейнджер, у вас что, нюх на алкоголь? — возмущается он. — Стоит вытащить бутылку, вы тут как тут!
Она не спорит, и это плохой знак, пожимает плечами и садится, а точнее оседает на его диван.
— Словно опять… как после битвы, — выговаривает она через силу. — Я не выдержу.
— Какого дьявола вас понесло в больничное крыло? Больше некому помочь? В замке сейчас полно народу!
— Но никто не ухаживал столько за ранеными, сколько я, — она поднимает на него глаза, обведенные темными кругами.
— Сидите, сейчас приготовлю ваше модифицированное, — он сует ей в руки стакан, где огневиски налито чуть ли не на дюйм и старается не думать о нарушении школьных правил. Он сбегает в лабораторию, еще раз велев Грейнджер сидеть и отдыхать.
Но она его не слушает, как обычно, и приходит за ним в «их» кабинет.
— Это же не могло быть случайностью? — спрашивает она и поясняет: — Кэрроу. Они не могли сидеть там просто и надеяться на удачу. Их кто-то предупредил?
— Кэрроу, поверьте мне на слово, никогда не блистал интеллектом. Мог сидеть и ждать, с него станется.
— А вдруг кто-то за этим стоит? Кто-то более… интеллектуальный? — она подходит и перехватывает, почти что автоматически, у него нож, позволяя ему заняться подготовкой других компонентов.
— Авроры разберутся, я уверен.
— А если они не станут? Если решат, что вот у них — есть беглый Пожиратель и подумают, что все ясно?
— Знаете, Грейнджер, — он переворачивает маленькие песочные часы, и песок тонкой струйкой начинает сыпаться вниз. — Я освобождаю вас от данного слова. Идите-ка в авроры, вас явно ждет успех с вашей-то въедливостью.
— И не подумаю, — она слабо улыбается. — Я обещала, и я не собираюсь лишать вас свободы.
— Как вы там говорили? — он высыпает последние ингредиенты в котел. — Вы не можете меня лишить свободы, это мой сознательный выбор. Я уже ни на что выдающееся не способен: ни на хорошее, ни на плохое. А вы молоды, у вас огромный потенциал!
— Хорошего? — уточняет она.
— И плохого тоже. Но, думаю, вы сделаете верный выбор.
— И все же я останусь здесь. У меня уже расписан план работы. За год я разберусь с тем, что у меня с потенциалом на самом деле. Но мне жаль, что вы уедете, — она так пристально смотрит на песочные часы, что Северусу начинает казаться — под ее взглядом песок потечет вверх.
— Да? Почему? — он хочет и одновременно боится услышать какое-нибудь романтичное признание: он понятия не имеет, что тогда делать. Но Грейнджер — это Грейнджер.
— Наше общение, во-первых, очень много мне дает в плане знаний, а во-вторых, держит меня в постоянном тонусе.
— Ох ты, — он разве что не выдыхает с облегчением, — поверьте, ученики вас будут держать в таком тонусе, который вам даже не снился.
— Да, но… — песок перестает сыпаться и она уменьшает огонь под котлом, но взгляд не поднимает, — но вы же сами знаете, что это не все.
Она стоит слишком близко от него, смотрит на кипящий котел. Северус считает про себя: через полминуты она погасит огонь. И когда это происходит, он протягивает руку, холодея от того, что собирается сделать, кладет ладонь ей на затылок и притягивает к себе. Он осторожен, он дает ей возможность вывернуться, оттолкнуть и уйти, но Грейнджер поднимает глаза и делает движение к нему навстречу.
Он целует ее, едва касаясь губами губ, потом чуть смелее и увереннее и она отвечает на поцелуй и когда поцелуй все же прерывается, нет никакого неудобства, словно они всегда после варки зелья только и делали, что целовались.
— Не сиди в больничном крыле до утра, тебе нужен отдых. Я проверю, — заявляет он, впрочем, уверенный, что она не будет его слушать, но Гермиона кивает и просто отвечает: «Хорошо». Она разливает по фиалам зелье, он их тщательно закупоривает. Собрав все необходимое, она, привстав на цыпочки, целует его в щеку и уходит.
А он стоит посреди их кабинета, до краев наполненный надеждой и не хочет шевелиться, чтобы не расплескать это удивительное чувство.
Ночью он находит предлог — как раз к полуночи готова новая порция лекарств — и перемещается в больничное крыло. Грейнджер почти его послушалась и это наполняет его неизъяснимой гордостью. Нет, она, само собой, осталась в больничном крыле, но зато легла спать. Он подходит к ее постели, но не решается дотронуться, чтобы не разбудить и думает о том, что впереди его ждут тяжелые времена.
На следующий день с самого утра в замок стекаются самые разные люди, в том числе министерские чиновники, попечительский совет чуть ли не в полном составе и, конечно же, бравые авроры Поттер и Уизли. Северус видит, как Грейнджер общается с Уизли в коридоре. И ему мучительно хочется подойти и узнать, о чем они так эмоционально беседуют. Неужели о Кэрроу?