И я подумала, что Сельма встанет и выйдет в другую комнату, но она осталась сидеть рядом со мной и смотрела в окно. Молчание, исходившее от нее, разрасталось быстрее, чем лужа, которая натекла с Аляски, и как раз тогда, когда я уже раздумывала, не прервать ли мне молчание Сельмы, это сделал вместо меня дверной звонок.
За дверью стоял Мартин. На нем были другие штаны, а вихор на макушке был свежеприлизан.
— Он снова выпустил тебя, — сказала я.
— Да, — сказал Мартин, — он теперь спит. Можно войти?
Я оглянулась в кухню. Молчание Сельмы уже переросло даже собаку на высоте ее холки.
— Что-то случилось? — встревожился Мартин.
— Нет, ничего, сказала я.
И тут же упал ручной скребок, который Сельма приспособилась класть в водосток над входной дверью.
— Ветер какой сегодня, — опять сказал Мартин, хотя никакого ветра опять не было.
Он был бледен, но улыбался.
— Можно, я тебя подниму?
— Да пожалуйста, — сказала я и положила ладони Мартину на плечи, — поднимай.
Лучший продавец месяца
Мы с Мартином вошли в кухню и уставились на Сельму широко раскрытыми глазами. Должно быть, вид у нас был довольно растерянный, потому что она откашлялась, глубоко вздохнула и сказала:
— Вот что, обалдевшие детки мои. Вы, наверное, сейчас не можете себе это представить, но все снова наладится. У вас у обоих очень странные отцы, но когда-нибудь все войдет в колею. Они исправятся. Можете мне поверить.
Мы ей верили. Мы верили всему, что говорила Сельма. Когда несколько лет назад на спине у Сельмы обнаружилось подозрительное родимое пятно, она, еще не получив результат обследования, отослала открытку в соседнюю деревню своей знакомой, которая за нее беспокоилась. «Все в порядке, обошлось», — написала Сельма и ведь оказалась права.
— Но ты же видела во сне окапи, — сказал Мартин, — кто-то еще успеет умереть.
Сельма вздохнула. Она посмотрела на часы, время подходило уже к половине седьмого, а каждый вечер в половине седьмого Сельма выходила прогуляться на ульхек, и так повелось еще с сотворения мира.
— Ну, я пошла, — сказала она.
— Что, и сегодня? — спросили мы, потому что боялись невозможного адского Цербера или невозможной молнии.
— Сегодня тем более надо идти, — сказала Сельма. — Мы ничему не позволим нас удержать.
На ульхеке было темно. Ветер задувал в елях, и мы с Мартином взяли Сельму за руки. Мы молчали. Мы молчали прежде всего о том, что у смерти оставалось по расчету всего восемь часов на то, чтобы сделать свое дело, я считала часы на пальцах свободной руки, а Сельма делала вид, что не замечает этого.
— А кем вы, собственно, хотите стать? — вдруг спросила она.
— Я врачом, — воскликнула я.
— О боже, — вздохнула Сельма, — ну ладно, лишь бы не психоаналитиком. А ты?
— Оптик видел в своем фороптере, что я стану тяжелоатлетом, — сказал Мартин, — и так оно и будет.
— Ясное дело, будет, — сказала Сельма.
Мартин посмотрел на нее, задрав голову.
— А ты? — спросил он.
Сельма погладила Мартина по голове.
— Буду присматривать за животными, наверное, — сказала она.
Мартин поднял палку, лежавшую поперек полевой дороги.
— Вы наверняка хотите знать, как именно Игорю Никитину удалось взять вес в сто шестьдесят пять килограммов, — сказал он.
Сельма улыбнулась.
— Непременно хотим, — сказала она.
Мартин сделал вид, что эта палка весит чудовищно много, выжал ее над своей головой и держал там, руки у него дрожали, а потом бросил ее вниз. Мы долго аплодировали, Мартин просиял и поклонился.
— А теперь идемте назад, — сказала Сельма, когда прошло тридцать минут и начал накрапывать дождь.
Мы развернулись. Обратный путь темнел перед нами.
— Давайте поиграем в Шляпу, тросточку и зонт, — сказала Сельма, — я иду последней.
Мы выстроились друг за другом.
— Шляпа, тросточка и зонт, — громко произнесли мы, — передом, задом, боком, стоп.
Мы играли весь мрачный обратный путь, пока, сами того не заметив, снова не очутились перед дверью Сельмы.
Сельма пожарила нам картошки. Потом позвонила Пальму и спросила, можно ли Мартину сегодня переночевать у нас, но это было нельзя, даже в виде исключения.
В два часа ночи Эльсбет встала и оделась. Она уже несколько часов пролежала в постели и на что-то решилась.
Она открыла входную дверь и вышла наружу, в ночь, в одной руке держа катушку проволоки и универсальный клей, а в другой решение спасти оптика.