— Что? — спросила я.
— Сходи куда-нибудь с этим приятным молодым человеком, с которым ты училась в профтехучилище. Как бишь его зовут?
— Андреас, — сказала я.
Сельма спросила оптика, что означает enormous population density, и оптик сказал:
— Чрезмерная плотность населения.
Речь шла о Нью-Йорке. Оптик покупал согревающий пластырь для поясницы, поставщик катил свою покрытую серым брезентом каталку к магазину лавочника, а мой отец приехал в гости, он привез мне кривую саблю, которую я передарила господину Реддеру. Близнец из Обердорфа, который не работал на почте, поджег хутор сумасшедшего Хасселя — и его не застукали; а мы с Сельмой долго стояли под деревом у Яблоневого ручья и обсуждали, права ли была Эльсбет, что плющ вокруг древесного ствола — это заколдованный человек, карабкающийся вверх к своему избавлению, и если да, то кто бы это мог быть. Оптик говорил: жаль, что никто в нашем окружении не коллекционирует почтовые марки, у нас теперь столько великолепных марок со всего света, откуда приходят альбомы с видами, и еще от писем из Японии.
На ступенях нашего крыльца я учила кого-то из ребятишек Хойбелей завязывать шнурки, а Фридхельм женился на вдове из Дома самоуглубления; по его настойчивому желанию мы все спели у ЗАГСа О прекрасный Вестервальд, а в ходе свадьбы близнец, который работал на почте, спросил меня, не поцеловаться ли нам еще, пока он временно свободен; а зимой Пальм придумал изобретение. Он шел к Сельме со своими местами из Библии и увидел издали, как она, цепляясь за меня, спускалась по заснеженному склону от нашего дома, то и дело поскальзываясь. Пальм поглядел на это, развернулся и снова ушел. А вечером принес две терки для овощей. Он закрепил их на подошвы зимних ботинок Сельмы при помощи проволоки.
— Гениально, Пальм, — сказали мы.
«Гениально», — написал мне Фредерик две недели спустя, и мы чуть было не похлопали Пальма по плечу, но ведь он не выносил прикосновений.
— Бескрайние дали, — сказал оптик, когда Сельма со своим альбомом из Австралии сидела в кресле и спросила его, что означает vastness.
Сельма катила свой стул-каталку по ульхеку, Марлиз жаловалась на неудачную рекомендацию книг, Пальм цитировал места из Библии, а оптик осторожно спросил, не прошли ли они уже всю Библию от корки до корки.
— Давно, — сказал Пальм, — но ведь каждое место можно интерпретировать на тысячу ладов.
А однажды ночью близнец из Обердорфа, который не работал на почте, влез в книжный магазин.
Он никак не рассчитывал на то, что господин Реддер окажется на месте, что он будет стоять на коленях под кассовым столом, пытаясь подключить модем. Господин Реддер незаметно подкрался к литературе о путешествиях и задержал близнеца из Обердорфа, угрожая ему кривой саблей моего отца, пока не прибыла полиция. После этого случая господин Реддер стал гораздо уравновешеннее, и его брови, которые постоянно пребывали в волнении, тоже успокоились. Господин Реддер стал меньше ругаться, он больше не шаркал ногами вдоль стеллажей, а шагал прямо, как человек, совершивший великое.
«У тебя постоянно что-то происходит», — писал Фредерик, и я писала ему, не обзавелся ли он уже электронной почтой, тогда бы мы могли достигать друг друга моментально, а то у нас так все затягивается, и Фредерик со сдвигом во времени отвечал, что, разумеется, электронной почты у него нет и: «Я, кстати, снова и снова радуюсь, что сила тяготения все еще присутствует. И мы тоже».
Моя мать, начавшая писать стихи, заняла второе место на конкурсе лирики, который проводила районная газета, а охотничья вышка Пальма рухнула, когда Пальма на ней не было; удивительным образом подломились те сваи, которые не были подпилены оптиком. Подпиленные остались стоять навсегда, так надежно их починили Эльсбет и оптик.
Третьему ребенку Хойбелей оптик подарил альбом для марок, а бургомистр умер, у него остановилось сердце как раз в тот момент, когда он хотел закрепить венок на шесте «майского дерева» на центральной площади, и бургомистр замертво упал с лестницы.
— Только не говори мне, пожалуйста, видела ты во сне окапи или нет, — попросила Сельму жена бургомистра.
И Сельма не сказала ей.
— Что значит enchanting oasis towns? — спросила Сельма, держа на коленях альбом с видами Египта, и оптик сказал:
— Пленительные города-оазисы.
Фридхельм шел по деревне, пел и снимал шляпу перед каждым, кого встречал, оптик прятал голову в свой «Периметр» и сигнализировал точкам, что видит их, а мой отец приехал в гости, он привез мне глянцевый постер с венецианской гондолой, такой ужасный постер, что я даже подумала, что это, возможно, куплено и не в Венеции, а в магазине подарочных идей. Господин Реддер дал в кафе-мороженом интервью районной газете, он говорил за порцией Пламенного соблазна о героизме, а я ушла, чтобы Сельма успокоилась, с Андреасом из профтехучилища к итальянцу в райцентр. Потом Андреас пришел со мной в мою квартиру, а поскольку я на это не рассчитывала и заранее не прибралась, на всех стульях и на диване лежали платья и газеты. Андреас хотел сесть в углу на нераспакованный стеллаж.