Особых трудностей обучение в Ереванском университете мне не доставило. Предстояло только досдать три экзамена. Два из них были по математическим предметам, которых в МГУ не было: теории чисел и начертательной геометрии. Первый из них подучить было легко, а вот как я справился со вторым, не помню – я ведь никогда не умел чертить. Возможно, мне просто зачли его по телефонному звонку.
На экзамен же по историческому материализму я шёл с некоторым трепетом. Во-первых, идеологический предмет, так что почему бы партии не подставить мне подножку. Во-вторых, я просто ничего не знал. Я бы ни за что не решился так идти, если бы не Володя, заявивший мне: «Не морочь себе голову, я поговорю с экзаменатором, это мой приятель». «Ну, что же, – подумал я, – может, такова ереванская специфика». И не ошибся.
После нескольких первых вопросов, на которые я не мог дать вразумительного ответа, (один из самых трудных: «Какие источники вы читали по предмету?») профессор спросил меня: «Вот вы кибернетик. Как вы думаете, может ли машина мыслить?» Сначала я по привычке решил, что это провокация и подвох, и начал лихорадочно соображать, что по этому поводу полагается мыслить по их марксистской единственно верной идеологии, но потом посмотрел в чистые глаза профессора и поверил, что ему и вправду интересно поговорить на эту модную тему с грамотным специалистом, каковым он меня, очевидно, считал. Тут у меня развязался язык, и я стал с ним живо рассуждать. Наша беседа затянулась, вошёл профессор Севак, знаменитый и действительно замечательный лингвист, бывший Володин учитель, очевидно подосланный последним и обеспокоенный тем, что экзамен слишком затянулся. Он стал уговаривать моего экзаменатора: «Мэр тг'ан э, лав тг'ан э, шут вэрчацри». «Лав патасханум э, хима квэрчацнэм»– отвечал мой экзаменатор и, действительно, скоро кончил разговор, поставив мне пятёрку. Кажется, это была единственная моя пятёрка по общественным предметам за университетское время и, во всяком случае, единственная содержательная и доброжелательная беседа с марксистским преподавателем.
(Здесь позволю себе отступление об армянских марксистах. Через несколько лет мне довелось слушать лекции по философии для вступительного экзамена в аспирантуру. Профессор попался из тех, кто любит поговорить о чём угодно, кроме своего предмета. Уже на первой лекции он заговорил о том, как любит Достоевского, в подтверждение чего прочёл наизусть начало «Преступления и наказания» – примерно страницу. И добавил, что в молодости помнил чуть ли половину романа. Ну, это уж, наверное, было преувеличением).
А дипломной работой мне вообще не стоила специального труда – я просто описал свой алгоритмический язык. Руководителем работы был, разумеется, Мергелян.
Получение же самого диплома было чистой формальностью. Кстати, это сразу отразилось на моей должности и зарплате: из техников я был переведен в инженеры и стал получать уже 1300 «старых» рублей – почти вдвое больше, чем в день поступления.
У меня свалился камень с души ещё и потому, что, наконец, успокоились мои родители. Расскажу о реакции мамы. Мама всю жизнь курила, научившись этому от папы. Доктор Пхакадзе после папиной операции запретил ему курить, и он бросил. А мама продолжала, причём курила целый день, сигарету за сигаретой. Я много раз пытался её от этого отговорить. И когда, гостя у родителей после исключения из университета, вернулся к этой теме, она пообещала: «Как только ты получишь диплом, я брошу». Известие о моём дипломе пришло, когда мама была на работе. Папа или Катя позвонили ей: «Телеграмма от Миши. Он получил диплом». Мама, вынула изо рта сигарету, которую, как обычно, курила, погасила её о пепельницу и больше в своей жизни к табачным изделиям не притрагивалась.