И тут в последних числах августа неведомо откуда возник парень по имени Индиго Вест. Как посланец Провидения, он буквально свалился с небес, обеспечив Марку алиби. Индиго Вест заявил, что в момент убийства он находился в квартире Джайлза и видел все собственными глазами. Очевидно, он принадлежал к числу тех подростков, которым Джайлз давал ключи от дома. В тот день он пришел туда около пяти утра и отправился в одну из комнат спать. Проспал почти до вечера и проснулся от звона разбивающегося стекла. Звук шел из гостиной. Индиго решил посмотреть, что происходит. По его словам, он увидел Джайлза с топором в одной руке и разбитой вазой в другой. Он стоял перед Рафаэлем, у которого уже не было одной руки. Пол был застелен большой клеенкой, густо заляпанной кровью. Индиго показал, что Рафаэль был связан, рот его был заклеен скотчем. Если в тот момент он еще и был жив, то оставалось ему недолго. Индиго находился в этот момент в коридоре, Джайлз его не видел и не слышал. Потом паренек прокрался в ту комнату, где спал, заполз под кровать, и там его вырвало. Он пролежал под кроватью, боясь шелохнуться, около часа. Он слышал, как Джайлз ходит по квартире, один раз он подошел совсем близко к двери спальни, где прятался Индиго. Звонил телефон, Джайлз отвечал, потом Индиго услышал, что он с кем-то разговаривает в прихожей, и узнал голос Марка. Марк сказал, что хочет есть, это единственное, что Индиго разобрал. Когда хлопнула входная дверь и в квартире воцарилась тишина, он выждал еще несколько минут, потом выполз из-под кровати и убежал. По его словам, он отсиживался в "Паффи", официантка с синими волосами принесла ему кофе.
Индиго был семнадцатилетним наркоманом со стажем, плотно "сидевшим" на героине, но, как рассказал нам Артур, парень смог повторить свои показания несколько раз подряд, не путаясь. Полиции не удалось обнаружить в квартире Джайлза никаких следов крови, но зато в комнате, где, как утверждал Индиго, он ночевал, на коверном покрытии под кроватью они нашли пятно. Официантка тоже опознала паренька. Кстати, тогда у нее действительно были синие волосы. Девушка сказала, что запомнила его, потому что, когда она принесла ему заказанный эспрессо, парень дрожал и плакал. После очной ставки с Индиго Вестом Джайлз согласился подписать чистосердечное признание, то есть судебный процесс был прекращен, и по закону обвиняемому полагалось вынести более мягкий приговор. Джайлз был признан виновным только в убийстве при отягчающих обстоятельствах и осужден на пятнадцать лет тюремного заключения. За содействие следствию Индиго Весту обеспечивалась неприкосновенность, никаких обвинений ни против него, ни против Марка выдвинуто не было. В течение недели все газеты трубили о процессе, а потом их интерес переключился на другие вещи. Как и предполагал Артур, обвинение, располагая только показаниями двух таких неоднозначных свидетелей, почло за лучшее не доводить дело до суда. Индиго уже успел отбыть срок в колонии для малолетних преступников, он тогда был осужден за хранение наркотиков, так что парень был, конечно, оторви да брось, но зато честный.
И тем не менее его внезапное появление в разгар следствия оставалось загадкой. Правда, когда я узнал, что нашел его Ласло, я начал кое-что понимать. Оказалось, с подачи Артура Ласло вел самостоятельные поиски. Отправной точкой послужил тот самый обозреватель, в колонке которого впервые упоминался свидетель. Сам журналист, разумеется, даже о существовании Индиго не знал, но его приемная дочь слышала от кого-то из своих друзей, что одному парню, который каждый четверг тусуется в клубе "Тоннель", кто-то что-то говорил еще об одном свидетеле убийства. Ниточка привела к Индиго Весту, настоящее имя которого было Натан Фербэнк. Тем не менее до сих пор непонятно, почему свидетеля обнаружила не полиция, а Ласло. Этот вопрос так и остается открытым. Единственное объяснение, которое я могу предложить, сводится к тому, что глаз, слух и нюх Ласло Финкельмана действительно не знают себе равных.
Все время, пока шло следствие, Вайолет регулярно звонила Люсиль и рассказывала ей, как идут дела. Иногда тон этих разговоров был вполне дружеским, но куда чаще создавалось впечатление, что Вайолет хочет добиться от Люсиль того, что Люсиль ей дать не хочет или не может. По мнению Вайолет, Люсиль должна была осознать, до какой крайности дошла жизнь ее сына. Она ждала животной боли, мук, отчаянья, а в ответ слышала лишь, что Люсиль "переживает" или "очень тревожится". После оглашения приговора она совсем успокоилась. В разговорах с Вайолет она объясняла, что первопричина всех бед Марка — наркотики. Все зло от них. Без них он и вел бы себя иначе, и воспринимал бы все иначе. Так что теперь для него важнее всего преодолеть зависимость. Строго говоря, у Люсиль были основания выгораживать Марка. Тема наркотиков и прежде была, что называется, больной, но если Люсиль старалась говорить об этом тихим голосом и в осторожных выражениях, то Вайолет всякий раз давала волю отчаянью.
Как-то вечером, в самом конце ноября, в квартире Вайолет зазвонил телефон. Мы только-только встали из-за стола. Вайолет сняла трубку. По натянутости тона я сразу понял, что на другом конце провода Люсиль. После оглашения приговора Марк совсем недолго пожил с матерью и отчимом, а потом съехал к "ребятам". Устроился работать в какую-то ветеринарную клинику. Люсиль ровным голосом сообщила Вайолет, что Марк вытащил у одного из этих ребят наличные деньги и угнал его машину. Работу он бросил, и вот уже три дня как его никто не видел. Вайолет старалась держать себя в руках. Она сказала Люсиль, что мы, к сожалению, тут бессильны, но когда она повесила трубку, я увидел, что у нее трясутся руки и на щеках проступили красные пятна.
— Мне кажется, она позвонила безо всякого злого умысла, — сказал я.
Вайолет несколько секунд в упор смотрела на меня, а потом завизжала:
— Ты что, не понимаешь? Ты думаешь, это живой человек? Ничего подобного! Она давным-давно полутруп!
Ее побледневшее лицо и ломкий, срывающийся на крик голос меня испугали. Я не знал, что ответить. Вайолет схватила меня за плечи и принялась трясти в такт словам, которые выплевывала сквозь стиснутые зубы:
— Она же убивала Билла, медленно, день за днем убивала. Я это сразу поняла. И мальчика моего убивала, Марка моего убивала, потому что он был и моим мальчиком тоже. Я их обоих любила. А она нет. Ей не дано.
Глаза Вайолет расширились, словно она чего-то внезапно испугалась.
— Помнишь, тогда, на лестнице, я сказала, что мне было бы легче, если бы я знала, что ты будешь с ним рядом?
Глаза ее наполнились слезами, и она затрясла меня еще неистовее:
— Я же не зря сказала! Я думала, ты поймешь! Ты ведь все знал!
Я не сводил с нее глаз. Судорога в пальцах Вайолет ослабла, но она еще какой-то миг не отпускала меня, я чувствовал, как она всем телом виснет у меня на плечах. Она задыхалась от ярости, потом это перешло во всхлипы, и она зарыдала. Я чувствовал, как у меня сжимается грудь, словно я со стороны слушаю собственное горе, словно это не ее горе, а наше горе, наше, общее. Казалось, легкие мои вот-вот разорвутся. Вайолет уткнулась лицом мне в шею, я чувствовал, как она прижимается ко мне грудью, как ее руки стискивают мне плечи. Моя рука скользнула вниз по ее спине, бедру, пальцы уперлись ей в крестец, и я притянул Вайолет к себе вплотную, шепча: