Кейт покачала головой, пытаясь понять, к чему Наташа ведет.
— Это скорее было чем-то вроде игры, и я сразу поняла — не мое это, совершенно. А еще я однажды тайком заглянула в твою записную книжку — ты ее забыла на столе в кухне Маунтбрайерз. Прочитала список хозяйственных работ, где все мне показалось довольно прозаичным, и заметила цветочек, который ты нарисовала на полях — ужасный рисунок, совсем неправильная перспектива. Помню, я еще тогда подумала: «Господи, надеюсь, что все это просто шифр для чего-то необычного и захватывающего — разве может быть чья-либо жизнь настолько скучной!» И, наконец, — барабанная дробь — я влюбилась в нашего капеллана Кэттермола. Думается, вообразила себе историю запретной любви а-ля «Поющие в терновнике», о парне, мятущемся между долгом священника и своими чувствами ко мне.
Приподняв одну из своих изящно изогнутых бровей, Наташа одарила Кейт озорной усмешкой:
— Так вот. Кейт, я должна тебе кое в чем признаться; я не говорила тебе об этом раньше, но, вероятно, должна была бы, зная, что ты не станешь судить меня и что останешься моей подругой, несмотря ни на что. Теперь твоя очередь!
Кейт рассмеялась так сильно, что в уголках ее глаз выступили слезы.
— О, Таш, я ведь никогда никому не рассказывала. Просто не могла.
— Шучу, дорогая. Можешь не торопиться, — сказала Наташа.
— Да уж. Мне противно сейчас, что я тебя обманывала, обманывала всех, но особенно стыдно перед тобой. Логично, что однажды я просто дошла до точки невозврата, — сказала Кейт.
— Знаешь что, подруга? Я с самого начала понимала, что что-то здесь не так. Марк был чудовищем в тех или иных проявлениях своей личности, но я представить себе не могла, что все настолько плохо. Нет, я, конечно, подумала про то, что у вас в семье не все гладко, решила, что он, возможно, слишком к тебе строг, но когда я узнала подробности… — Наташа прервалась, чтобы перевести дух. И продолжила: — Я считаю, что ты потрясающая, Кейт. Ты сильнее, чем кто-либо, кого я знаю, — столько лет жить в аду и суметь сохранить этот кошмар в секрете от собственных детей. Я тобой восхищаюсь!
— Никогда не чувствовала себя сильным человеком, скорее наоборот, даже сейчас, — пожала плечами Кейт.
— А надо бы. Любая другая на твоем месте просто не справилась бы. А ты еще и смогла притвориться, что все «нормально», и играла эту роль очень убедительно. Ты великолепна, — подчеркнула Таш.
Кейт улыбнулась. Она не привыкла к такой оценке своих чувств, тем более не ожидала комплимента.
— Как твои дела? — спросила Таш.
Наташа выглядела обеспокоенной.
— Я…
А как у нее дела? Трудно было сформулировать, но Кейт все же постаралась:
— Я в порядке. Мне нравится, как все здесь устроено. Я могу читать сколько угодно. Но, конечно, я скучаю… У меня было письмо от Лидии, но от Дома — ни слуху ни духу. Лидия сказала, что они собираются… Я думала, они…
Глаза Кейт вдруг стали влажными, в носу предательски защипало, а рот скривился в грустной гримасе.
— Я приходила к ним, — сказала Наташа.
На миг ее слова смягчили и успокоили Кейт.
— Ох! О, Таш!
Но затем в горле женщины образовался ком — от зависти, что Наташа общалась с ее детьми. У нее возникло сразу столько вопросов. «Это же мои дети! Почему ты с ними виделась, а я нет?»
— Доминик и Лидия, как и следовало ожидать, то злятся, то недоумевают. Но дела у них идут хорошо. Лидия прекрасно справляется с программой, она научилась вкладывать душу в то, что делает; очень сосредоточенный, уверенный человечек — этим она вся в тебя пошла. С Домиником история немного другая — от него-то можно ждать чего угодно. Но ведь твой сын всегда был таким, так что это нормально, — рассказала Наташа.
Обе они ненадолго вернулись мыслями к тому, какой жизнь была в Маунтбрайерз.
— Так будет не всегда, Кейт, и твоя сестра отлично справляется. Она каждый день старается поддерживать иллюзию того, что ты рядом, — то вставит фразочку в твоем духе, то расскажет историю из вашего с ней детства, ну, знаешь, всякое такое, — произнесла Наташа.
Кейт было так приятно это слышать.
— Спасибо, — сказала она. Слова прозвучали еле слышно от слез, которые катились по губам. Сердце Кейт болело как никогда. «Мои дети, мои крошки…»
Кейт широко улыбнулась и вошла в класс. Прошло достаточно времени с момента заключения ее под стражу. Поведение ее было образцовым, и администрация тюрьмы разрешила Кейт прочитать для сидевших в тюрьме женщин курс английской литературы. Не так-то много в Марлхэме было выпускниц хороших университетов, готовых преподавать.