И ушла, не высказывая вытекающую мысль, а именно: «Никакая уважающая себя девушка не останется с тем, кто ее бьет». Пофиг, сколько раз он извиняется и обещает больше так не делать, сколько раз говорит, что любит тебя. Пусть я каждый вечер провожу по тридцать (двадцать, пятнадцать, пять — каждый раз по-разному) минут в объятиях моего фаянсового друга и не то чтобы эксперт в вопросах самоуважения, но это знаю даже я.
ЕГО ДЕВУШКА
Есть некоторые плюсы в том, что мои родители прошли через такой тяжелый развод. Один из них — то, что они предпочитают друг с другом не разговаривать. Посредником обычно служу я.
«Скажи маме…»
«Скажи папе…»
«Когда приедешь в следующий раз…»
«Твои оценки за последний месяц…»
Честно говоря, обычно я не считаю это плюсом. Но теперь, когда мне выгодно, чтобы мама знала, а папа нет, я благодарна этой их вражде.
Если папа узнает про Майка, может спросить, почему я не пошла в полицию. Я буквально слышу его голос: «С преступлением должен разбираться не директор».
Вообще, в кино драки в кафе, в спортзале, на парковке всегда разнимает директор. А в следующей сцене оба парня сидят на скамье у него в кабинете, один с разбитым носом, другой с фингалом. Выходит, для директоров это обычное дело.
Хотя, может быть, директор вмешивается потому, что все происходит на территории школы. Тогда это не тот случай. Майк никогда не бил меня в школе.
И обычно в таких ситуациях дерутся оба — ну, кто-то один начал, второй дал сдачи, — но я никогда не сопротивлялась. Может, стоило, но какой смысл? Майк выше меня на голову. Он спортсмен. Он может обхватить пальцами мой локоть, как тугим браслетом.
К тому же в кино речь обычно идет о двух парнях. Иногда о девушках, но я никогда не видела, чтобы дрались парень с девушкой. Ну, если фильм не про супергероев или шпионов.
Папа познакомился с Майком давно, еще до развода с мамой. Мы тогда были просто друзьями, и Майк произвел на него впечатление, — когда я сказала отцу, что мы вместе, он сразу вспомнил, о ком я. Не то чтобы я прямо рвалась сообщить, что у меня появился парень, но пару месяцев назад, когда мы беседовали по телефону и у нас закончились темы для разговора (оценки, погода, мамино раздолбайство), повисла неловкая тишина и папа спросил: «Ну что еще нового? Молодой человек не появился?» Молодой человек. Как будто я какая-нибудь красотка с юга и мы в тридцатых, а не в двадцать первом веке.
Мой папа не из тех, кто может объявиться перед домом Майка с бейсбольной битой, чтобы разбить его машину за любимую дочку. Ну, знаете: «Еще раз коснешься моей дочери, и я тебя укокошу», вот это вот всё. Папа, конечно, разозлится — нельзя сказать, что он ужасный отец, — но, кроме этого, будет в замешательстве. Начнет недоуменно вспоминать, как мы с Майком были влюблены, как рядом с ним я вся светилась (мы все вместе ходили в ресторан, когда папа месяц назад приезжал меня навестить, и он так и сказал: «Ты рядом с ним вся светишься»).
Как и мама, папа поинтересуется, сколько это продолжалось, и если сказать правду, он спросит, почему я так долго молчала. Никто не понимает, что такой вопрос звучит как обвинение: «Почему ты не сказала раньше? Как можно было молчать?» — как будто это я виновата в том, что все тянулось так долго, что все зашло так далеко.
Конечно, папа поддержит мое решение пойти к директору, но в то же время, думаю, ему будет грустно — не только из-за того, что я пострадала, но еще и потому, что потеряла парня, которого, казалось, так сильно любила. А я и правда любила. Может, папа — единственный, кто поймет, что отчасти поэтому я ничего не говорила. Не потому, что боялась того, что сделает Майк, а потому, что была не готова от него отказаться.
А может, папа решит, что я больная, раз хотела остаться с парнем, который меня бьет.
В общем, папа спросит, почему я не пошла в полицию. Он, наверное, и не знает, как мало может в таких случаях сделать полиция. Я вчера погуглила: они максимум выпишут защитное предписание; но мы с Майком ходим в одну школу — как это вообще будет работать? В любом случае, я не из-за этого не пошла в полицию. Я не пошла в полицию, потому что это гораздо серьезнее, чем пойти к директору Скотт. Ограничиться школой показалось мне намного… сдержанней.
Когда он в первый раз меня ударил, я испугалась, но не удивилась. До того момента я не знала, что можно испугаться и при этом не удивиться. Испугалась, потому что получить пощечину само по себе очень шокирующе; не удивилась, потому что ровно в тот миг, когда это случилось, я поняла, что ожидала ее.