Каждый раз, когда такое случается, я закатываю глаза, как будто это все ерунда. Иногда я даже высказываю все, что думаю. Но потом, ночью, пытаясь заснуть… Я как будто снова слышу их. И иногда невольно думаю, каково это — быть гетеро. Тогда бы на меня никто не пялился.
С другой стороны, они бы, наверное, нашли другой повод. Даже до своего камингаута я была уверена, что привлекаю внимание. Доктор Крейтер сказала бы, что это тоже плод моего воображения.
А папин коллега? Я его пропесочила — запросто! — и папа был страшно горд. Но это не помешало мне потом беспокоиться, что я навлекла на него неприятности. Конечно, папа сказал бы, что я поступила правильно и ему все равно — но вдруг он потеряет работу? Папа сказал бы, что принципы важнее работы. Он сказал бы, что все равно не захотел бы работать на человека, который способен уволить за такое. Но что, если у нас не будет хватать денег на мое образование, на уплату налогов, даже на еду?
Я вытаскиваю из кармана телефон, чтобы написать лучшей подруге: «Не хочешь прогулять обед и поболтать?», хотя знаю, что она пропускает обед только для того, чтобы побольше позубрить. Может, мне удастся убедить ее сделать исключение, только на этот раз? Но не успев напечатать ни слова, я слышу голос Тесс. Телефон возвращается в карман.
— Давай сегодня пообедаем вместе, — предлагает она.
Мы давным-давно договорились, что не станем теми, кто бросает друзей, как только заводит отношения. Моя лучшая подруга начала игнорировать наши с ней планы буквально в тот же день, как сошлась со своим парнем. Она даже не всегда предупреждала, иногда просто не приходила на встречу. Так что, как бы мне ни хотелось каждую свободную секунду проводить с Тесс, я заставляла себя обедать там же, где и всегда. Почему она внезапно решила это изменить?
Разве что действительно собирается успеть бросить меня на переменке.
Я мотаю головой, засовываю руки в карманы и говорю:
— Не могу.
Я жду, что Тесс скажет мне: «Конечно можешь, никто не запрещает тебе разок посидеть за другим столиком», но, к моему удивлению, она кивает:
— Понимаю.
Должно быть, ей жаль меня. Она продолжает:
— Никогда не знаю, что говорить в таких случаях.
Слова вырываются у меня, прежде чем я могу их остановить:
— Тогда не говори ничего! Пожалуйста.
Я отвратительна сама себе, я как будто умоляю. Неужели еще только утром я умудрялась притворяться крутой?
Тесс качает головой:
— Я должна что-то сказать. Я должна что-то сделать! Нет, мы должны что-то сделать, разве не так?
Я киваю. Может, так принято говорить, чтобы разрыв выглядел не только ее решением.
Тесс продолжает:
— Просто скажи ей… Я не знаю. Скажи, что я о ней думаю, наверное.
Кому сказать? Мне? Она говорит обо мне в третьем лице? Так ей легче меня бросить?
Тесс наклоняется меня поцеловать. От неожиданности я отшатываюсь, прежде чем наши губы успевают соприкоснуться. Кто целует девушку перед тем, как бросить?
— Мне надо идти, — говорю я, поворачиваясь к выходу. — Меня ждут за нашим столиком.
Тесс следует за мной, и сочувствие на ее лице сменяется гневом:
— Ты будешь сидеть с ними?
Я пожимаю плечами:
— Я всегда с ними сижу.
— Но я думала, что сегодня… — Она качает головой: — Поверить не могу!
На ее лице такое отвращение, что я застываю на полпути.
— Чему поверить?
— Ты же не на его стороне, правда?
— О чем ты говоришь? — спрашиваю я в полном недоумении.
— Все понятно. — Тесс скрещивает руки на груди. — Ты решила так все обставить, типа презумпция невиновности, ее слово против его, нет никаких доказательств… Как будто она сама по себе не доказательство! Как ты можешь с ней так поступить?
— С кем поступить и как? — Я засовываю руки в карманы еще глубже. Я хочу, чтобы этот разговор закончился. Я хочу наружу, за наш столик, где болтают парни. Они такие шумные, что никто не услышит, как у меня бьется сердце.
— Говорят, это продолжалось довольно долго, — выплевывает Тесс. — Знаешь, будь ты хорошей подругой, заметила бы давным-давно. Наверняка были звоночки!
Все в коридоре остановились и уставились на нас. На меня. Это не паранойя, как говорит доктор Крейтер. Я не накручиваю, все действительно смотрят.
— Мне надо идти, — выдавливаю я. Мой голос звучит совсем тихо. Неуверенно.
— Я как будто тебя совсем не знаю, — качает головой Тесс. — Все кончено.