Может, даже медикаменты.
Даже если Майк признался, я уверена, его мама ужом извернется, лишь бы придумать оправдание:
«Он не виноват»,
«Он просто не рассчитал силы»,
«Ему в последнее время так тяжело»,
«Он ведь замечательный мальчик».
Я мотаю головой. Почему я думаю о том, что сейчас творится в доме у Майка? Я должна думать о Майе. Она, наверное, сейчас ужинает со своей мамой. Миссис Альперт, наверное, засыпала ее вопросами:
«Сколько это продолжалось?»,
«Почему ты не рассказала раньше?»,
«Ты уверена, что это была не случайность?».
Как и все остальные, миссис Альперт обожает Майка.
Если честно, меня тоже это все интересует. Но я никогда не стану расспрашивать Майю, как миссис Альперт. Мама Майи ее с ума сводит.
— Как выяснилось, это длилось несколько месяцев, — рычит папа.
Я сую руки под бедра, чтобы папа не видел, как они трясутся.
— И, — продолжает он, — они могут и не исключить его. У школы не прописан протокол на такие случаи.
— Как это не прописан протокол? — Мама с отвращением качает головой. — В школьной памятке четыре страницы посвящено кибербуллингу, а на этот счет ничего?
В первый день занятий в девятом классе вместе со школьной памяткой нам раздали устав академии Норт-Бэй. Он был испещрен словечками вроде «уважение» и «сообщество». В нем говорилось, что насилие среди учеников недопустимо. Должно быть, имелись в виду мальчишеские драки и девчоночьи скандалы. Того, что сделал с Майей Майк, эти правила, скорее всего, не предусматривали.
— Ты же знаешь, как это работает, Фи, — говорит папа (так он зовет маму — Фи). — Они не видели необходимости прописывать протокол для того, что никогда не случалось.
— Того, что, насколько мы знаем, никогда не случалось, — парирует мама.
Пусть наша школа гордится тем, что воспитывает в своих учениках уважение друг к другу, но нельзя забывать, что это частное заведение, которое существует за счет платы за обучение и пожертвований, так что ей требуется сохранять идеальную репутацию для того, чтобы привлекать новых учеников и их деньги. Я пытаюсь представить себе следующее заседание попечительского совета Норт-Бэй, где будут решать, что лучше для репутации школы — исключить Майка или замять эту историю.
Поверить не могу, что меня настолько расстроило расставание с Тесс. На таком фоне наш разрыв — ерунда (я так не чувствую, но все понимаю).
Господи, Тесс!
Вот о чем она говорила в коридоре.
Когда она сказала: «Мы должны что-то сделать», она имела в виду не нас, она имела в виду Майка и Майю.
Имела в виду, что в школе не предусмотрен протокол для такой ситуации.
Она не собиралась бросать меня. Пока я не разочаровала ее вконец, сказав, что сяду за наш обычный столик. С Майком.
Я так сильно вжимаю бедра в стул, что перестаю чувствовать руки под ними. Я смотрю на папу. Он как будто чего-то ждет.
— Я тоже организую собрание, — говорю я. — Для учеников. Чтобы обсудить наше отношение к происходящему и к действиям администрации.
Мама кивает:
— Думаю, что обсуждение вам точно не помешает. Может, стоит пригласить школьного психолога?
— Может, — вторю я, глядя на папу: его не впечатлит кучка учеников, собравшихся в кафетерии высказать свои страхи и переживания.
Тесс это тоже не впечатлит.
«Мы должны что-то сделать».
— Главное, не переборщи, — добавляет мама. Не бойся отойти в сторону, если тебе будет слишком тяжело.
— Она справится, — с гордостью говорит папа. — В конце концов, мы растили ее не тем, кто будет отсиживаться в сторонке, верно, Фрида? — Он указывает на меня ножом. Папа единственный, кто еще не закончил ужинать. Он расплывается в улыбке, и я улыбаюсь в ответ. — Вот это моя девочка!
Вторник, 11 апреля
КРУТАЯ ДЕВУШКА
Во вторник я подкарауливаю Тесс на большой перемене. Она со своими друзьями обычно сидит на траве возле столиков и рада всем, кто к ним присоединяется. Иногда Тесс оказывается там совсем одна, и ее это совсем не смущает. Я хочу обратить на себя внимание и протягиваю руку, но не касаюсь ее.
— Ты была права, — начинаю я. Мне приходится сосредоточиться, чтобы голос звучал ровно. Вчера я выучила эту речь наизусть до того, как заснуть, и отрепетировала утром перед выходом из дома.
— В чем же?
— Когда сказала, что не знаешь меня.
— Вот как? — Тесс скрещивает длинные руки на груди.