— Если лекарства — нормальные лекарства под присмотром и по рецепту доктора, — значит, ты будешь принимать лекарства. Никаких уговоров, никаких целей, никаких увиливаний.
— Фи, ну будь рассудительней. Этот доктор — не истина в последней инстанции…
— Она говорит, что их встречи не приносят результата.
— А я уже сказал, что это глупости…
— Глупости?! — повторяет мама. Я перевожу взгляд с одного родителя на другого, как на теннисном матче. — Доктор говорит, что почти на каждом сеансе Джуни садится на руки или прячет их в карманы, чтобы скрыть дрожь!
Правда?
— А еще она говорит, что при любом упоминании групповой терапии, о том, что доктор работала с пациентами с такими же проблемами, Джуни наотрез отказывается идти на контакт.
В нашу первую встречу доктор Крейтер сказала, что работала с такими же ребятами, как я. Может, я была неправа и она не пыталась свести меня к стереотипу. До меня вдруг доходит, что, наверное, она пыталась показать мне, что я не так одинока.
Папа говорит:
— Фи, будь рассудительней. Джуни пообещала больше не резаться, и она этого не делала.
— Да, она только начала принимать наркотики. — Мама всплескивает руками и стремительно выходит из комнаты.
Папа смотрит на меня, вздыхая, и садится на свое привычное место рядом со мной:
— Она успокоится.
Я киваю.
— Она напугана.
Я киваю.
— Это всего лишь ямка на дороге, — добавляет он. — Ты держалась молодцом, что бы там ни говорил доктор.
Раньше я была бы рада услышать от папы, что держалась молодцом. Я была бы рада услышать, что он считает, что маме просто нужно успокоиться. Это он отговорил ее от групповой терапии. Он сказал, что я предоставила достаточно аргументов — мой гениальный трехмесячный план — и заслужила возможность показать себя.
Но мама только что нашла таблетки в моем мусорном ведре.
Я показала себя — не так, как надо.
А папа этого не видит.
Он не видит меня.
— Что сказал доктор? — спрашиваю я. — Обо мне?
Папа пожимает плечами:
— Что ты ей не открываешься. Что не видно прогресса. Но конечно же, прогресс есть. Подумать только, что сегодня произошло! — Папа делает паузу, потом наклоняется ко мне и говорит: — Знаю, мы не должны были присутствовать на демонстрации, но я не удержался.
Он помнит, что я не говорила, что не хочу видеть родителей на демонстрации? Это он сказал. Это он решил.
Папа продолжает:
— Я смотрел с парковки. Я видел, как Майя встала перед толпой, и так гордился тобой. Но я уехал, прежде чем ты успела меня заметить. — Он подмигивает.
Гордился мной, потому что Майя вышла и высказалась? Он думает, что я это спланировала, выбрала время, чтобы ее речь произвела максимальный эффект? Может ли он представить, что я даже не слышала слов Майи?
Я чувствую, как скручивает живот, но руки не начинают трястись, как обычно. Что бы это ни было, это не тревога.
Папа продолжает:
— В твоем возрасте я только мечтать мог об организации такого мероприятия. Когда все шагают в ногу, скандируют в унисон. Одна цель, один голос.
Я мотаю головой. Они скандировали не то, что я планировала. Их слова не выражали ни мой голос, ни (что важнее) голос Майи.
— Я видел, как под конец вы с Майей пошли к ее машине. Наверняка для нее это был тяжелый день. Но не волнуйся, мы потом съездим за твоей машиной.
Я мотаю головой. Это не Майе было так плохо, что пришлось уйти. А мне. Разве он не видел, что Майя утешала меня, а не наоборот? Разве он не видит — а я всего в шаге от него — следы слез на моем лице? Он хоть смотрит на меня?
— Только представь, чего ты добьешься в Стэнфорде, — говорит папа. — Ты можешь написать во вступительном сочинении о сегодняшнем дне: как ты справилась со своими проблемами и спланировала такой успешный проект.
Как он может лучиться гордостью, когда мама нашла в моем мусорном ведре пакет с таблетками?
Я сказала Тесс, что она не виновата в том, что не знает меня. Я так много от нее скрывала. Но я не уверена, что тут нет папиной вины.
Отчасти я хочу организовывать акции протеста и бороться за правое дело, как он меня учил. Я тоже верю в то, за что он борется. Я хочу помогать людям.
Но при этом я хочу подняться к себе и с головой укрыться одеялом.
Я хочу и того, и другого. Одновременно.
Я и такая, и такая. Одновременно.
— Не одна цель, не один голос, — тихо говорю я.
— О чем это ты, малыш?
Я чуть повышаю голос: