— Всеволод Андреевич?.. — Старая женщина, разглядев, кто был перед ней, тоже остановилась. — Это как же понять?
— Бабушка! — издали крикнула Ирина. Она далеко отошла, а теперь возвращалась. — А я тебя ищу.
— Это как же понять? — обернулась к ней женщина.
— Очень просто, все очень просто. — Ирина подошла, встала со своей бабушкой рядом, плечом нашла ее плечо. — Ну, встретились, ну, позвала в дом. Соседи как-никак.
— Как-никак… Объяснила! Что ж, здравствуйте, сосед.
— Здравствуйте, Евгения Павловна.
— А ты, Тима, что молчишь, что хвост поджал? Неловко тебе? Еще бы! У собак ведь совесть есть. А совесть не раздваивается.
— Ты так говоришь, бабушка, будто нас кто-то обидел, а мы гордые, и мы обид не прощаем. Пойми, просто все изжило себя, наш брак изжил себя, а теперь — и наша ссора себя изжила, остыла. Вот и все.
— Поняла, поняла.
Две похожих женщины, кровно похожих, стояли рядом, и было больно смотреть в их лица, — в будущее одной и в прошлое другой.
— А это кто? — спросила Евгения Павловна, кивнув на зажмурившегося Сергея.
— Мой новый знакомый, — сказала Ирина.
— В Москве мы почти соседи, — сказал Всеволод Андреевич.
— Я попросила Сергея посмотреть машину, — сказала Ирина. — Что-то там в моторе происходит.
— Занятно, наш Тимка сразу же принял Сергея, как своего, — сказал Всеволод Андреевич.
— Так, так, — покивала им Евгения Павловна. — Ничего не поняла. Что ж… — Она поглядела на Сергея, я чуть потеплели ее глаза, принимая его, разбиралась эта старая женщина в людях. — Что ж, и я поведу себя, как Тимка. Милости прошу, Сергей… А по батюшке как?
— Да просто Сергей.
— Просто, просто. Все-то у нас просто. Тимка, разожмись! Ну что ты, право?
Евгения Павловна повернулась и пошла к дому, грузно ступая, но и гордо ступая. В ее осанке гордость жила, побеждая рыхлость и слабость тела, ватную непослушность ног.
И все смотрели, как она шла, и не двигались с места, будто выжидая должную дистанцию. Первым Тимка двинулся в путь. Разжался наконец. Нет, он не повеселел и не замелькал хвостом, но как-то все же освоился и затрусил следом за хозяйкой дома, принюхиваясь и вспоминая. Двинулся и Всеволод Андреевич. Не стоять же столбом. И он тоже вспоминал и чуть что не принюхивался. Было и ему что вспомнить на этих дорожках.
— Правда, похожи? — мелькнув улыбкой, спросила Ирина у Сергея.
— Вспоминают, — кивнул Сергей.
— Одному, может, и кстати вспомнить, но другому…
— А вот кто похож, так это вы с Евгенией Павловной, — сказал Сергей.
— Буду такой же?
— Она была такой же.
— Что вы, куда мне до нее. Я еще помню, какой она была. Властительница. А я, что я, — дамочка в брючках. Брошенная жена.
— Ведь изжило же, остыло.
— Слова! Не хочется перед вами притворяться. Слова!
Они все еще стояли на месте, и Тимка остановился, оглянулся, взлаял коротко, зовя свою бывшую хозяйку, требуя от нее, чтобы не обрывала ниточку, вдруг вот снова протянувшуюся между ней и хозяином.
— Иду, иду. А кстати, почему это мне не хочется перед вами притворяться? Как думаете?
— Незачем.
— Это — ответ?
— Конечно.
— Незачем… Какое слово печальное. Прощальное.
— Разве? — не понял и улыбнулся Сергей. И вдруг восхитился: — Нравится мне ваш Тимка! Смышленый пес.
— Теперь не мой. При разделе имущества отошел к Всеволоду.
— Сам выбрал или за него решали?
— Обстоятельства решали. Бабушка стара, а я часто уезжаю.
— Что за работа у вас, если не секрет?
— Устраиваю передвижные выставки. Искусствовед, как принято говорить.
— Интересная работа.
— Издали все интересно.
— И вблизи интересная. Но нужно призвание. Ваше это дело?
— Вроде бы. Местами. — Ирина повела рукой, будто что нашаривая в воздухе. — Много глупости, много болтовни в этом деле. Заказенено многое, облеплено словами.
— Верно, верно.
— Ну, вам виднее. Со стороны-то, — она усмехнулась. — Со стороны всегда виднее.
Сергей покивал ей, соглашаясь:
— Верно, верно.
— Что — верно? — Она вдруг рассердилась, колко глянула. — Вранье это, что со стороны виднее! Чепуха! Самому, самому надо носом во все тыкаться, чтобы понять!
Сергей покивал ей, соглашаясь:
— Верно, верно.
— Вы так и будете все время мне кивать да поддакивать?
— Ну раз правильно говорите.
— Так я же не соглашаюсь с вами.
— Не со мной, с собой. А со мной вам незачем спорить.