— Незачем! Прилепились к словечку! Ну что вы за человек? Откуда такой взялись? Я будто сто лет с вами знакома. И вот, даже покрикиваю на вас. Кто вы? Отчего вы так вырядились жалко? Притворство? Бедность? Плевать на все? Ох господи, учинила допрос! Молчите! Вы не должны мне отвечать! Просто мне худо, худо! Понимаете?
— Ага.
— И вам, наверное, не сладко?
— Живу.
— Поняла! Нашла! Вот оно слово, которое все примиряет! Живу! Вот оно — это слово!
Тимка опять коротко взлаял, позвал, ибо ниточка между дорогими людьми совсем уж истончилась.
— Иду, Тимочка, бегу!
Ирина побежала по дорожке, рукой зовя Сергея… он было тоже побежал, но тут же опомнился, как бы со стороны на себя глянул, и резко оборвал этот смешной бег. Со стороны он себе жалок показался. В ушах еще не отжил звук ее голоса и эти слова ее: «Отчего вы так вырядились жалко?» И хотя ответ был бы не труден, — он ведь подрабатывал сегодня, а не в гости ехал, — все равно, ее глазами он на себя сейчас поглядел. Повернуться бы, да и назад, за калитку. Добежать бы до машины, да и рвануть отсюда. Что ему — этот Всеволод, эта Ирина, их раздоры в этих Раздорах? Дома ждал сын. Мать ждала дома. Там было настоящее, а здесь муть какая-то. Там он был отцом и сыном, нужным и любимым, а здесь жалким каким-то оказался, вовлеченным в круг чужой для забавы, от скуки. Сергей нацелился глазами на дорожку, которая резко поворачивала назад, ступил на нее, уже решившись на побег. Но тут его Евгения Павловна позвала:
— Сереженька, я жду вас!
«Сереженька…» Единым этим словом старая женщина спеленала его волю, и он побрел на зов, наперед покоряясь своей здесь нелепой какой-то участи.
— Гляжу, удрать вздумали? — спросила Евгения Павловна напрямик, когда Сергей подошел к ней. — А мне тут как одной с ними? Не подумали?
— Управились бы.
— Кабы знать, с чем управляться. Вот посоветуйте, что же мне, за стол их звать — бывших-то супругов, чайком их потчевать?
— Пожалуй.
— А на мой характер, уж разъехались так разъехались.
— Генеральский у вас характер, сразу видно.
— Вот и ошиблись. Я вдова маршала.
Они как раз в дом через веранду вошли, и первое, что увидел за распахнутыми дверями Сергей, был большой портрет Маршала. Из всех героев войны это был главный герой для Сергея. Он знал этого Маршала и любил с детства. Все про него знал. Про его дерзкие победы, про то, каким был он смелым, великодушным, как любили его солдаты. Вернувшись с войны, отец не уставал рассказывать маленькому Сергею о своем Маршале. Это был главный человек на Земле для отца, служившего в войсках, которыми командовал Маршал. Вместе они прошли долгий путь войны, — сержант Андрей Скворцов и Маршал. Несколько раз сержант видел своего Маршала, слышал его голос, призывный и звонкий, влюбленными глазами следил за всяким его движением, гордясь, что так высок его Маршал, так строен и пригож. Смерть Маршала Андрей Скворцов переживал тяжко, будто мир померк. Маленькая цветная фотография вот с этого самого портрета, что открывался сейчас глазам Сергея, была в их семье реликвией, хранилась в бабушкиной шкатулке вместе с орденом Красной Звезды и медалями отца. До последнего своего часа отец не расставался с этой фотографией, она стояла у него на тумбочке возле больничной койки.
Так вот в чей дом он вступил, с чьей женой и внучкой разговаривал! Тут все было свято, тут все было для Сергея заповедно.
— Очнитесь же! — взяла его за руку Евгения Павловна. Голос ее помягчел, она была счастлива, что портрет мужа так поразил Сергея, она поняла, что ее Маршал был и для этого молодого человека не пустым звуком, как для иных для некоторых. Да, да, что для нынешних былая слава, былое громкое имя? Они заняты собой, только собой.
— Отец рассказывал мне о вашем муже, — сказал Сергей. Он заговорил шепотом, как говорят в музейных залах. — Отец никогда не забывал его. До последнего своего дня…
— Они вместе служили? Может быть, я его знаю? — ожил и помолодел голос старой женщины, а в лице ее зажила готовность к слезам.
— Нет, что вы. Он был одним из сотен тысяч, он был сержантом.
— Но он знал маршала, встречался с ним? — Она ждала чуда.
— Издали видел, слышал голос.
Нет, чуда не произошло, отец этого Сергея слишком далек был от ее мужа, голос из былого не зазвучал.
— Все равно вы для меня как родной, — сказала Евгения Павловна, померкнув, вернувшись в свое сегодня. — Вы хоть помните…
— Дед был не таким, как на этом портрете, — сказала Ирина. — Портрет не удался, как, впрочем, все у этого льстивого художника.