— И что? Ты её теперь удочеришь?
Женщина коротко глянула на него и промолчала. Взяла со стола, застеленного потёртой клеёнкой и заставленного грязной посудой, пачку сигарет, достала одну себе.
— Есть будешь? — спросила меня и прикурила, прислонившись спиной к подоконнику.
Мужик хлопнул, убив комара на голом плече.
Я вздрогнула и словно отмерла.
— Нет, спасибо. Я только… чаю, — показала я на кружку.
— Чайник там, — кивнула тёть Марина на старую газовую плиту.
— А этот мужик кто? — спросила я у Оксанки, вернувшись в комнату с полной кружкой.
— Да так. Мать трахает, — отмахнулась она.
Жизнь как-то продолжалась.
Мы закончили десятый класс и, забросив в рюкзак книжки к новому, выпускному учебному году, уехали с Оксанкой к её бабушке в деревню на всё лето.
— Почему ты так поздно пошла в школу? — спросила меня по дороге Оксанка. — В восемь. Болела?
— Нет. Мы жили за границей, в бывшей английской колонии, мои родители — врачи. Там русских школ не было, там совсем школ не было.
Вернулись из деревни мы только к сентябрю.
Деревья засыпали город разноцветной листвой. В окна колотил дождь. У метро дачники продавали нарядные кучки грибов: подберёзовиков, белых, лисичек. Сердце сжимала тоска. Я пошла домой взять тёплые вещи.
— Ну как ты, милая? — высунулась в дверь соседка, Мария Кирилловна, когда, сорвав белую полоску бумаги с печатями, я ковыряла ключом в замке и не могла открыть.
— Ничего. Живу, — пожала я плечами, выдернула ключ, что почему-то не подходил, посмотрела на знакомую связку. — Ничего не понимаю.
— Так это, — всплеснула руками пожилая женщина, — они же замки сменили.
— Кто? — удивилась я.
— Контора какая-то юридическая, с ними и участковый был, поэтому я уж не выспрашивала. Сказали, квартиру опечатают. По закону тебе ведь жить здесь пока нельзя.
Я посчитала на пальцах: ещё два месяца.
— Ты не переживай, милая, образуется. Я тут присматриваю. Держись! — обняла она меня.
— Да, — сглотнув комок в горле, кивнула я. — Держусь. Наверное.
Тогда мне казалось, что я держусь.
Тогда в дождливом, пахнущем грибами сентябре меня и угораздило встать ночью в туалет…
Я вздохнула и вздрогнула.
Громыхнул замок железного окошка, через которое в камеру подавали еду.
— Доброе утро! — сказал знакомый голос. — Завтрак.
Я встрепенулась. Он. Господи, сегодня он! Поспешно натянула шапку на бритую голову.
Нет, не тот, кого я ненавидела всей душой. Время Урода — вечер и оно ещё не пришло.
А тот, кто делал мою жизнь в этой камере хоть немного не такой беспросветной.
Парень, что приносил еду.
Глава 3
Его голос. Его руки. Его имя. Захар.
Лица его я почти не видела, лишь когда он наклонялся, чтобы наложить кашу или налить из бака раздачи тёмный, но безвкусный чай. Но то, что видела — сильные руки, форма работника кухни, гладко выбритая скула, жёсткий подбородок и, словно в противовес ему, крупные пухлые губы,— заставляли моё глупое сердечко биться как сумасшедшее.
И голос, низкий, мягкий. Добрый. Никто не относился ко мне здесь по-доброму. Только он.
— Для вас кашу с молоком или без? Сегодня гречка.
Когда рядом стояла охрана, он всегда обращался на «вы», вежливо, нейтрально. А когда охраны не было — звал меня Сверчок и улыбался.
Сейчас я видела только нижнюю часть его лица, замершую в ожидании, но знала, что как только получит ответ, он наклонится. И тогда мне будут видны густые загнутые ресницы, тёмные брови, высокий лоб, прикрытый белой поварской шапочкой. И если повезёт — глаза. Серые, колдовские, дымчатые. Облачные. Как небо в дождливый день. Или горное озеро, в котором отражаются облака.
Захар.
— Молоко отдельно, — замерла я у окошка. Не дыша.
Половник звонко стукнул о бак, потом глухо — о пластиковую тарелку, а потом… потом наши глаза встретились. Коротко, остро, всего на один миг, но это был такой долгий миг, что я забыла дышать, покачнулась и услышала, как громко, на всю камеру, забилось сердце.
Он подал разнос. Я взяла. Иногда он держал тарелку так, что наши руки касались.
Но не сегодня.
Окошко захлопнулось. А проклятое сердце стрекотало, как тот самый испуганный сверчок.
Кто он? За что сидит? Где-то я слышала, кажется, на единственной за две недели, что я здесь, прогулке, бывалые обсуждали: у кого статья за хранение наркоты, и кто первый раз, того могут оставить мотать срок в СИЗО, берут работать на кухню и даже платят зарплату. Правда, только парней.