Выбрать главу

— И что? Ты её теперь удочеришь?

Женщина коротко глянула на него и промолчала. Взяла со стола, застеленного потёртой клеёнкой и заставленного грязной посудой, пачку сигарет, достала одну себе.

— Есть будешь? — спросила меня и прикурила, прислонившись спиной к подоконнику.

Мужик хлопнул, убив комара на голом плече.

Я вздрогнула и словно отмерла.

— Нет, спасибо. Я только… чаю, — показала я на кружку.

— Чайник там, — кивнула тёть Марина на старую газовую плиту.

— А этот мужик кто? — спросила я у Оксанки, вернувшись в комнату с полной кружкой.

— Да так. Мать трахает, — отмахнулась она.

Жизнь как-то продолжалась.

Мы закончили десятый класс и, забросив в рюкзак книжки к новому, выпускному учебному году, уехали с Оксанкой к её бабушке в деревню на всё лето.

— Почему ты так поздно пошла в школу? — спросила меня по дороге Оксанка. — В восемь. Болела?

— Нет. Мы жили за границей, в бывшей английской колонии, мои родители — врачи. Там русских школ не было, там совсем школ не было.

Вернулись из деревни мы только к сентябрю.

Деревья засыпали город разноцветной листвой. В окна колотил дождь. У метро дачники продавали нарядные кучки грибов: подберёзовиков, белых, лисичек. Сердце сжимала тоска. Я пошла домой взять тёплые вещи.

— Ну как ты, милая? — высунулась в дверь соседка, Мария Кирилловна, когда, сорвав белую полоску бумаги с печатями, я ковыряла ключом в замке и не могла открыть.

— Ничего. Живу, — пожала я плечами, выдернула ключ, что почему-то не подходил, посмотрела на знакомую связку. — Ничего не понимаю.

— Так это, — всплеснула руками пожилая женщина, — они же замки сменили.

— Кто? — удивилась я.

— Контора какая-то юридическая, с ними и участковый был, поэтому я уж не выспрашивала. Сказали, квартиру опечатают. По закону тебе ведь жить здесь пока нельзя.

Я посчитала на пальцах: ещё два месяца.

— Ты не переживай, милая, образуется. Я тут присматриваю. Держись! — обняла она меня.

— Да, — сглотнув комок в горле, кивнула я. — Держусь. Наверное.

Тогда мне казалось, что я держусь.

Тогда в дождливом, пахнущем грибами сентябре меня и угораздило встать ночью в туалет…

Я вздохнула и вздрогнула.

Громыхнул замок железного окошка, через которое в камеру подавали еду.

— Доброе утро! — сказал знакомый голос. — Завтрак.

Я встрепенулась. Он. Господи, сегодня он! Поспешно натянула шапку на бритую голову.

Нет, не тот, кого я ненавидела всей душой. Время Урода — вечер и оно ещё не пришло.

А тот, кто делал мою жизнь в этой камере хоть немного не такой беспросветной.

Парень, что приносил еду.

Глава 3

Его голос. Его руки. Его имя. Захар.

Лица его я почти не видела, лишь когда он наклонялся, чтобы наложить кашу или налить из бака раздачи тёмный, но безвкусный чай. Но то, что видела — сильные руки, форма работника кухни, гладко выбритая скула, жёсткий подбородок и, словно в противовес ему, крупные пухлые губы,— заставляли моё глупое сердечко биться как сумасшедшее.

И голос, низкий, мягкий. Добрый. Никто не относился ко мне здесь по-доброму. Только он.

— Для вас кашу с молоком или без? Сегодня гречка.

Когда рядом стояла охрана, он всегда обращался на «вы», вежливо, нейтрально. А когда охраны не было — звал меня Сверчок и улыбался.

Сейчас я видела только нижнюю часть его лица, замершую в ожидании, но знала, что как только получит ответ, он наклонится. И тогда мне будут видны густые загнутые ресницы, тёмные брови, высокий лоб, прикрытый белой поварской шапочкой. И если повезёт — глаза. Серые, колдовские, дымчатые. Облачные. Как небо в дождливый день. Или горное озеро, в котором отражаются облака.

Захар.

— Молоко отдельно, — замерла я у окошка. Не дыша.

Половник звонко стукнул о бак, потом глухо — о пластиковую тарелку, а потом… потом наши глаза встретились. Коротко, остро, всего на один миг, но это был такой долгий миг, что я забыла дышать, покачнулась и услышала, как громко, на всю камеру, забилось сердце.

Он подал разнос. Я взяла. Иногда он держал тарелку так, что наши руки касались.

Но не сегодня.

Окошко захлопнулось. А проклятое сердце стрекотало, как тот самый испуганный сверчок.

Кто он? За что сидит? Где-то я слышала, кажется, на единственной за две недели, что я здесь, прогулке, бывалые обсуждали: у кого статья за хранение наркоты, и кто первый раз, того могут оставить мотать срок в СИЗО, берут работать на кухню и даже платят зарплату. Правда, только парней.