— Алло.
Тишина в трубке.
— Кто здесь?
Линия не мертвая. На той стороне слушали, но предпочитали молчать.
Наилучший вариант при таком раскладе — копировать того, кто затеял эту игру. Джон слушал слушающего, более не издавая ни звука.
По прошествии полуминуты до его уха донеслось слово, произнесенное тихим-тихим шепотом. С уверенностью Джон утверждать не мог, но ему показалось, что слово это — «servus».
Джон подождал еще полминуты, прежде чем разорвал связь и вернул мобильник в ящик стола.
Когда он погасил прикроватные лампы, нажав на выключатель у двери, его внимание привлекло ритмичное мигание зеленого света: на электронном будильнике-радиоприемнике, который показывал точное время, когда он вошел в комнату, теперь высвечивалось и гасло: 12:00, 12:00, 12:00…
Когда Джон вышел в коридор, где оставил свет включенным, послышался звонок обычного телефона, из глубин дома. После короткого колебания Джон пошел на звук, открыл дверь, включил свет и оказался в прежней спальне Сандры и Роберта, куда теперь перетащили большую часть мебели из гостиной на первом этаже. Телефон звонил и звонил.
Он не знал, что происходит. Подозревал, что самое худшее в такой ситуации — идти на поводу, делать то, чего от него ждут. Поэтому выключил свет, закрыл дверь.
В коридоре, уже у лестницы, выключил верхний свет. Темнота окутала его большими черными крыльями, в окно на лестничной площадке свет практически не проникал.
Сердце учащенно билось, пока он ощупывал карманы и доставал фонарик. Светодиодный луч рисовал кружева света на стенах, оживлял рисунок ковровой дорожки. Перила из полированного красного дерева мрачно поблескивали.
Проходя мимо репродукции «Гвоздика, лилия, лилия роза», периферийным зрением Джон заметил в картине что-то новое и чудовищное, китайские фонарики стали слишком яркими, их оранжевый свет заливал теперь слишком уж большую часть полотна, как будто одну или обеих девочек в белых платьях охватил огонь, но поворачиваться к картине и направлять на нее луч фонаря он не стал.
Телефоны надрывались в гостиной, кабинете и на кухне. Паузы между звонками вроде бы сократились, а сами звонки звучали более резко и призывно.
Джон сдернул плащ со стойки, не остановился, чтобы надеть его. Едва распахнул входную дверь, телефоны перестали звонить.
Выйдя на крыльцо, уже ушедшее под крыло ночи, он подумал, что слева от себя видит на качающемся диване какую-то фигуру. Именно на этом диване сидел голый и залитый кровью Билли, дожидаясь приезда полиции. Но, осветив диван лучом фонарика, Джон нашел его пустым.
Он запер дверь, надел плащ, нащупал в кармане ключи от автомобиля, поспешил в дождь, забыв накинуть на голову капюшон. Ледяные капли падали на лицо, на руки.
В автомобиле, заведя двигатель, он услышал собственный голос: «Началось», выразив тем самым подсознательную уверенность, которую, скорее всего, не хотел озвучивать.
Нет. Не уверенность. Это же чистое суеверие. Ничего не началось. Того, чего он боялся, случиться не должно. Не могло случиться. Никогда.
Задним ходом «Форд» выкатился с подъездной дорожки дома Лукасов на улицу, штакетник заборов блестел в свете фар, тени плясали.
Дворники сметали воду с лобового стекла, дождь казался грязным, заразным.
Уже в ночи Джон Кальвино поехал домой.
ИЗ ДНЕВНИКА ОЛТОНА ТЕРНЕРА БЛЭКВУДА
Я Олтон Тернер Блэквуд, и я помню…
В южной башне высеченные из мрамора ступени меж каменных стен спиралью поднимались на четыре этажа к круглой, диаметром в четырнадцать футов, комнате. Четыре пары окон, с фигурными стеклами, открывающиеся поворотом ручки. Потолочные балки. На одной балке она и повесилась.
Богатство семьи началось с железных дорог. Возможно, тогда это были честные деньги. В двадцать один год, невероятно честолюбивый, Терренс Джеймс Тернер Блэквуд — Тиджей для его ближайших соратников, что не синоним друзьям, — унаследовал все. Он приумножил это богатство, издавая журналы, снимая немые фильмы, возводя жилые дома, покупая политиков.
Тиджей поклонялся одному. Он не поклонялся деньгам, точно так же, как житель пустыни не поклоняется песку. Он поклонялся красоте.
Ровесник века, Тиджей построил замок в 1924 году. И называл его замком, пусть и грешил против истины. Он построил большой дом с элементами замковой архитектуры. Некоторые залы смотрелись замечательно. Снаружи, с любого угла, дом выглядел чудовищно.
Он поклонялся красоте, но не знал, как ее создавать.