Вновь у нее за спиной промелькнула загадочная тень, на этот раз слева направо, темное пятно. Наоми ахнула, заглянула в стенной шкаф, куда, несомненно, нырнул незваный гость, но вновь никого там не увидела.
Минни поднялась из-за столика.
— Что не так? — спросила она, подходя к Наоми.
— Я кого-то видела. Отражение. В зеркале.
— Это, наверное, твое.
— Помимо моего, разумеется. Кто-то прошел позади меня.
— Никого здесь нет.
— Возможно. Наверное, нет. И все-таки… что-то произошло. Я видела его в зеркале, это точно. Очень быстрого. Он должен быть здесь, с нами в комнате.
— Ты лучше скажи мне правду, Наоми. Ты пытаешься напугать меня?
Минни достались черные волосы матери и зеленые глаза отца. И, как в случае с папочкой, эти изумрудные глаза могли пригвоздить к месту, словно луч фонаря человека, ведущего допрос, в комнате со звуконепроницаемыми стенами, расположенной в глубоком подземелье, и ты понимаешь, что будешь оставаться без очередного пальца всякий раз, когда солжешь. Наоми знала, что ни папочка, ни Минни не станут отрезать ей пальцы, но, когда любой из них, сощурившись, пристально смотрел на нее, она ни на йоту не отступала от правды.
— Ты пытаешься напугать меня? — повторила вопрос Минни.
— Нет, нет. Это не страшно. Не очень страшно. Чуть страшно. Но так странно. Я подумала, что мне придется стать слепой пианисткой.
— Ну ты загнула, — покачала головой Минни.
— Я видела в зеркале отражение какого-то парня, — настаивала Наоми.
— Правда? Поклянись могилой Уилларда.
Уиллард, их четырехлапый друг, умер двумя годами ранее. Его потеря стала самым тяжелым испытанием в их жизни. Они до сих не могли вспоминать его без боли в сердце. Самый лучший, самый милый, самый благородный пес во всем мире, так они о нем думали, и если ты клялся в чем-либо на его могиле и лгал, тогда тебе точно предстояло гореть в аду и до скончания вечности есть пауков, червяков и брюссельскую капусту.
— Клянусь могилой Уилларда, — ответила Наоми.
На Минни это произвело впечатление. Она повернулась к зеркалу, обратилась к отражению Наоми:
— И как он выглядел?
— Я не знаю. Я просто… никаких подробностей… просто пятно, он супербыстрый, быстрее, чем человек, быстрее, чем любое животное, но я видела не животное.
В зеркале глаза Минни перемещались с отражения глаз сестры к отражению комнаты за ними. Наоми тоже всматривалась в отражение комнаты.
— Может, это был не парень, — предположила Минни. — Может, девушка.
— Какая девушка?
Минни пожала плечами.
— Кто ее знает?
По зеркалу вновь промелькнула тень. Поскольку Наоми ждала ее появления, она увидела тень более отчетливо, но видеть особо было нечего: ни лица, ни рук или ног, только пятно темноты, появилось и исчезло.
Наоми вскрикнула: «Грецкий орех!» — как, бывало, говорила ее бабушка, если пугалась или от раздражения. Минни ограничилась коротким: «Вау!»
Они увидели не кого-то или что-то, а всего лишь чью-то тень, и Наоми посмотрела на плафон под потолком, решив, что это мотылек кружит у хрустального шара, но мотылька не обнаружила.
Когда же вновь перевела взгляд на зеркало, фантом проскочил в обратную сторону.
— Должно быть, в комнате мотылек, — сказала она сестре. — Помоги мне его найти.
— Это не мотылек, — очень серьезно ответила Минни. — И не в комнате. В зеркале.
Минни только-только исполнилось восемь лет, и все восьмилетние частенько несли чушь, потому что их мозг еще не развился полностью и не заполнял весь череп, или что-то в этом роде, во всяком случае, речь шла о доказанном наукой факте, поэтому не приходилось удивляться, если они говорили что-то совершенно абсурдное. И уж конечно, не имело смысла злиться на них за это.