И Коля Шмаков нам на эту тему
Однажды даже лекцию прочёл,
Что люди — это, в общем, те же рыбы,
По тем же траекториям плывут,
Поменьше жрать друг дружку-то могли бы,
Но нет, слабо́. Как могут, так и жрут.
Вот потому-то друг наш Коля Шмаков
К аквариуму сердцем прикипел,
Что ни намёков нет, ни тайных знаков,
Чтоб кто-то жрать кого-то там хотел.
Он не какой-то мир создал загробный,
Не райский остров, просто уголок,
Где нет идеи жрать себе подобных –
Не потому, что всех сожрали впрок,
А потому, что этого вопроса
Как такового нет в повестке дня.
И пусть мой друг читатель зло и косо
Не смотрит исподлобья на меня,
Мол, ты чего тут хочешь обозначить,
Что я немного тронутый слегка,
Что просто абы кто я, не иначе,
Раз не создал такого уголка?
«Да ладно, брат, не будем кипятиться,
А лучше, чтоб ты малость поостыл,
Пускай летит душа твоя, как птица,
Пока её никто не подстрелил! –
Я коротко и ясно нам обоим
Скажу, чтоб не запутывать его, –
Давай с тобой Россию обустроим,
Что в ней не жрал никто и никого!»
Ребята, я отвлёкся не случайно,
Я за своих, за Родину — горой!
Но для меня неведомая тайна –
То, что мы с вами делаем порой, –
У Коли вышел клинч какой-то резкий,
Я до сих пор зубами скрежещу,
Как вспомню. Это было до поездки
На дачу к другу нашему Клещу.
Его тоска тяжёлая накрыла,
Как будто поле снегом замело,
И меченосцу пальцем прямо в рыло
Он ошалело тыкал сквозь стекло:
«Ну где твои полезные подсказки?
Которую неделю полный шиш!
Тебе бы лишь соседкам строить глазки,
Скажи, ну вот чего ты всё молчишь?
Как будто у тебя, бухого в стельку,
Глубокая прострация, балдёж,
А вот не покормить тебя недельку,
Тогда посмотрим, как ты запоёшь!»
Чего там петь? Он лишь плавник топорщил,
Как будто пожимал слегка плечом,
И шевелил мечом, и рожу морщил:
«Прости, братишка, я-то тут при чём?
Ты — царь природы, ты — в уме и в силе,
И можешь, кого хочешь, застращать».
Пирании как раз к нему подплыли –
Не жрать его, а явно защищать.
У них консенсус там установился,
И петушок к пираниям примкнул,
И Коля Шмаков даже устыдился,
Что меченосца кормом попрекнул.
Я до сих пор понять его пытаюсь,
Я просчитать хочу его шаги.
Он по стеклу постукал: «Извиняюсь!
Прости, братан, заклинило мозги!»
И меченосец, несколько вальяжно
К нему по синусоиде подплыв,
Вильнул хвостом: «Да ладно, брат, неважно,
Смотри, чтоб не случился рецидив!»
Так вот о тех гамбитах, что Колюха
Нам по работе начал выдавать:
Хоть нас достала чёртова житуха,
Ему на это было наплевать.
Он говорил, что всё имеет уши:
Деревья, камни, стены, потолки,
Народ, что на скамейках бьёт баклуши
И у подъездов чешет языки.
От этих говорливых старушенций
У нас у всех болела голова.
Что было главной сутью их сентенций?
Одна сплошная сорная трава –
Для нас, но не для Кольки. В некой дымке
В тумане он как будто пребывал.
Обрывки сплетен, слухи, анонимки
Он в схемы и в таблицы превращал.
Он версии свои в режиме бреда,
Себя не понимая самого,
Фиксировал и даже сам не ведал,
Что за система это у него.
Он даже Солнце брал под подозренье:
«А ты вообще там светишь-то кому?»,
Как будто бы другое измеренье
Открылось неожиданно ему.
И эта, мягко скажем, необычность
Нисколько не тревожила его.
Да, тут уже не просто эластичность,
А тут и не понять уж ничего!
Буквально всё, что к делу относилось,
И всё, что было сбоку, в стороне,
Им скрупулёзно в списки заносилось,
И, в транс впадая, в полной тишине,
Все эти цифры, графики зачем-то,
Заветные каракули свои
Он закреплял на стенах изолентой,
Листов тетрадных целые слои.
Уставится вот так на это дело,
Да и сидит до ночи, как чурбан,
И шепчет что-то там осоловело,
Пока не дашь по лбу ему щелбан!
А после тряханёт башкою сонной:
«Да, я дурак, а ум куда девать?»
Я ж говорю, имелись все резоны
В палату номер шесть его сдавать!