– Ваш-вашество, – повторил домовой, – мы тута вам гостинцев кой-каких принесли.
Аспелл выступил вперед, принял у домового мешок, один за другим вынул из него принесенные дары и передал их Инвидиане. Первой на свет появилась роза с рубиновыми лепестками, за нею – веретено, что вертится само собой, резная чаша из огромного желудя и, напоследок, небольшая шкатулка. Подняв крышку, Аспелл повернул ее к королеве. В зале поднялся шорох, половина придворных вытянули шеи, дабы взглянуть, что там, внутри, но содержимое шкатулки так и осталось для всех секретом.
Так ли, иначе, дарами Инвидиана осталась удовлетворена. Взмахом белоснежной руки отослав Аспелла прочь, королева впервые за все это время разомкнула уста.
– Мы выслушали повесть о ваших утратах, и дары ваши радуют наш глаз. Не бойтесь, новое жилье вам непременно подыщут.
Ее холодные, бесчувственные слова положили начало целому шквалу поклонов и расшаркиваний со стороны деревенских дивных; домовой, не поднимаясь с колен, вновь и вновь припадал лицом к полу. Наконец Пригурд поднял просителей на ноги, и гости с немалым облегчением, радуясь своему счастью, а также возможности наконец-то убраться с глаз королевы, засеменили к выходу.
Луне их было жаль. Злосчастные глупцы, несомненно, отдали Инвидиане все свои сокровища – и много ли им с того проку? Несложно догадаться, кем и какими средствами было затеяно сие благоустройство сельских угодий! Вопрос только, чем дивные из этих мест ухитрились так разгневать королеву, что та в отместку уничтожила их дома?
Хотя, возможно, все это – не более, чем средство достижения иной цели.
Инвидиана окинула взглядом придворных и снова заговорила. Возможно, прежде какой-нибудь оптимист и сумел бы различить в ее тоне едва уловимый намек на добродушие, но теперь от него не осталось ни следа.
– Когда ушей наших достигли вести о сих бедствиях, мы поручили нашему преданному вассалу Ифаррену Видару разузнать обо всем.
Тощий, точно скелет, Видар стоял на видном месте, у подножия трона, и в этот миг на губах его заиграла самодовольная усмешка.
– И что же? Верный слуга поведал нам нечто совершенно возмутительное – такое, что нашим скорбящим сельским собратьям и пригрезиться не могло.
Сдержанная любезность ее тона леденила кровь пуще всякого гнева. Охваченная дрожью, Луна прижалась спиной к острым граням колонны. «Луна и Солнце, – подумала она, – пусть это меня не коснется!» Разумеется, в тех возмутительных событиях она не участвовала и даже не знала, что произошло, однако это ровным счетом ничего не значило: в искусстве фабрикации обвинений по мере нужды Инвидиана с Видаром были отнюдь не новичками. Неужто королева уберегла ее, Луну, от Альгресты Нельт только затем, чтобы устроить ей эту ловушку?
Если так, ловушка столь хитроумна, что и не раскусить… История, изложенная Инвидианой, несомненно, была шита белыми нитками – один из дивных якобы решил отомстить другому, уничтожив земли собрата, – однако замешанной в ней особы, некоего мелкопоместного рыцаря по имени сэр Торми Кадогант, Луна почти не знала.
Обвиняемый сделал единственное, что мог бы предпринять на его месте любой. Не явись он ко двору, пожалуй, имело бы смысл бежать. Конечно, попытку найти убежище среди французских, шотландских либо ирландских дивных сочли бы изменой, но все же, сумев пересечь границу, он оказался бы спасен. Увы, он пребывал здесь, а посему, протолкавшись сквозь толпу, бросился ниц перед троном и с мольбою простер руки к королеве.
– Простите меня, Ваше величество, – с самой что ни на есть неподдельной дрожью в голосе взмолился он. – Не следовало мне так поступать. Признаюсь: да, я совершил преступление против ваших прав суверена, но сделал это лишь из…
– Молчать! – прошипела Инвидиана, и рыцарь осекся на полуслове.
Что ж, возможно, жертвой этой затеи действительно был Кадогант. А может, и нет. Без сомнения, он невиновен, однако сие не говорило Луне ни о чем.
– Подойди ко мне и преклони колени, – велела королева.
Дрожа, как осиновый лист, Кадогант взошел на возвышение и пал на колени перед троном.
Длинные пальцы Инвидианы скользнули к корсажу платья. Брошь, украшавшая центр низкого выреза на груди, отделилась от ткани, оставив среди затейливой вышивки зияющее черное пятно. Инвидиана поднялась с трона, и собравшиеся вновь преклонили колени, однако на сей раз взгляды всех, от Аспелла с Видаром до нижайшего безмозглого духа, были устремлены вверх – все знали: им надлежит видеть то, что последует далее. Оцепенев от страха, смотрела в сторону трона и Луна.