— Вот оно — дитё, что всё это придумало...
Лёле дали статус участника войны и квартиру в новой многоэтажке на окраине.
Она и рассказала мне о Колыме.
Я окончила школу, уехала из южного города учиться в Москву. А когда в «Посеве» вышел «Архипелаг ГУЛаг», неделю не ходила на занятия — читала. Потом села в поезд «Москва—Николаев» и через сутки допрашивала Лёлю с конспектом в руках:
— Это правда?
Лёля курила и молча кивала. Последнее, что я спросила, был эпиграф — о том, что на Колыме нашли мамонта и его мясо оказалось съедобным.
— Да, — улыбнулась Лёля. — Только варить надо было долго.
— Ты знала людей, что его ели? — недоверчиво уточнила я.
— Я его ела, — ткнула изуродованным артритом пальцем себе в грудь Лёля. — А из бивня наши хлопцы, — вспомнила она, и глаза ее весело блеснули, — смотри, что могли...
Она вскочила и принялась рыться в коробках из-под печенья, где хранила нитки-иголки.
— Вот, — извлекла она кусок бивня мамонта, похожий на брелок для ключа. На нем был вырезан эвенк с рыбиной на руках. — Мы за такую красоту, знаешь, сколько могли хлеба выменять?! — зажмурилась она, вспомнив былое богатство. — Держи, — решительно протянула она мне колымскую нецке.
Я зажала осколок бивня в кулаке. Так он и хранится у меня в коробке с драгоценностями — маленькой печаткой прадеда, где под снопом пшеницы вырезана в сердолике его фамилия с буквой ять на конце; пуговкой с двуглавым орлом с гимназической тужурки деда и обручальным кольцом мамы.
В середине восьмидесятых я сделала с режиссером Борисом Аблыниным мультфильм «Про Мамонтенка», которому выпало родиться в пору, когда надвигался ледник. Гремел камнепад, лил ливень, переходящий в снег, стадо мамонтов уходило на юг, а маленький Мамонтенок не искал спасения — он закрывал от ветра и дождя маленький желтый лютик. Я прочла, что эти огромные звери не убивали себе подобных, а питались травой. Художник-постановщик картины Нина Виноградова в поисках образа Мамонтенка остановила свой выбор на лице моего годовалого сына. Он уже бегал, когда фильм вышел в прокат.
Я приехала в отпуск в свой южный город. Лёля долго наряжалась на премьеру в кинотеатр «Пионер», что в конце Суворовской, где села с моим сыном на руках по самой середине ряда в центральном проходе. Терпеливо ждала, когда погаснет свет и на экране покажут фильм о ней, о ее Колыме.
Вскоре я засела за новый сценарий — о жизни и творчестве Варлама Шаламова. Медленно, словно разматывая клубок из непонятных слов, читала я его рукописи и дневники. И ощущение чего-то знакомого не оставляло. Может, названия — Колыма-Магадан-Сусуман, что звучали у меня над головой, когда я засыпала посреди маленькой комнаты, в которой две девочки сравнивали одинаковые шрамы, полученные в разных — сталинских и гитлеровских — лагерях.
Фильма о Шаламове Лёля не увидела: рак.
Угасала она, мужественно принимая страдания: худела, таяла, как свеча, но не жаловалась. Радовалась, что умирает в своей постели. Так и отошла. Мама моя умерла от того же рака, пару лет спустя. А я долго не могла понять, зачем Создатель сотворил таких похожих девочек, которым выпало пройти через страшные жернова. Однажды увидела фильм польского режиссера К. Кесьлевского «Двойная жизнь Вероник», в котором юноша, создатель кукольного театра, делал кукол. Каждой — по две, на случай если одна сломается во время спектакля. «Они очень хрупкие», — пояснял он. Думаю, Создатель поступил так же, дав жизнь двум девочкам. Но они не сломались. Обе выстояли, остались людьми. Мир их памяти.
...Внучка митрополита Введенского, который присутствует в жизни В. Шаламова и в фильме, — Мария Плавинская написала, посмотрев фильм: «Вы правильно почувствовали масштаб личности Варлама Шаламова и были избраны свидетельствовать о великом страстотерпце. Вы сделали это точно».
Я не верю в одноразовых людей. Думаю, что Создатель не так расточителен, чтобы производить по одному человеку для одного дела. Но готова признать, что меня готовили к этой работе. Убеждена, что у многих детей в ту пору шептались над головой родные, вернувшиеся из лагерей. Другие дети просто проспали...
История одного фильма