Что же, скажет иной, уж и костер развести нельзя? Как же в туристском походе без костра?
Нет, почему же. Можно. Только с соблюдением необходимых правил. Раскладывай так, чтобы огонь не мог вырваться из-под контроля. После, перед уходом, загаси, залей, не оставляй тлеющих головешек или угольков в золе. Костер не разводят в городской черте вблизи строений. Воздержись от разведения огня в жаркое время, когда вокруг сухой горючий материал.
Все это в полной мере относится и к геологам, изыскателям, участникам различных экспедиций.
Экспедиции делают большое государственное дело. Они изыскивают места для будущих строек. Они первые приходят в глухие, необжитые места и говорят: «Здесь будет город заложен, тут — жить».
Романтика профессии геолога, изыскателя влечет людей неутомимых, ищущих приключений, и работает в экспедиционных отрядах главным образом молодежь.
Но как еще часто, увы, иной молодой герой, создавая для Родины одно богатство, тут же рядом губит другое, стреляя без разбору в птиц и зверей, ненароком опустошая тайгу. Так же, как мои юные иркутские друзья-охотоведы, они, вероятно, считают, что им все разрешено. А разрешено ли?
Пожары — бич лесного хозяйства во всем мире. Жалуется Франция: горят леса. Стонут Соединенные Штаты Америки: невосполнимые потери от лесных пожаров. Все меньше остается лесов на сухой, каменистой Сицилии, Корсике.
…В воздухе самолет. Делая медленные круги, он снижается, пилот всматривается в зеленый океан под ногами. Как будто все в порядке, никакой опасности не приметно. Ан, нет, вон тянется сивая струйка… Самолет еще ниже, почти задевает верхушки сосен. Ага, виден лагерь, кто-то расположился на ночлег. Пилот делает отметку в планшете: завтра надо будет вернуться, проверить. Бдительность и еще раз бдительность!
А ты, человек на земле: турист или охотник, участник геологической экспедиции или изыскатель-топограф, — будь бдителен и ты. Полеты самолетов над лесом, круглогодовая вахта воздушных патрульных сократилась бы в несколько раз, если бы ты был осмотрительнее и строже к себе, не допускал разгильдяйства.
Наше время называют эпохой туристского взрыва. Двадцать лет назад у нас путешествовал один миллион человек. В 1970-году ожидалось пятьдесят миллионов человек, фактическое количество составило шестьдесят миллионов. К 1980-му году ждут, что эта цифра возрастет до 80—100 миллионов, к 2000-му — до 200 миллионов. Как природе выдержать такое нашествие!
Совершенно очевидно, что надо развивать индустрию отдыха (кстати, она одна из наиболее рентабельных): строить отели, пансионаты, дороги, кемпинги. В США занимаются этим сто лет, создано особое ведомство, которое контролирует 2% площади страны — национальные парки, заповедники. Туристы и экскурсанты стремятся в наиболее живописные места, это естественно, но это делает и особенно ощутимым урон, который они способны нанести.
Даже специальное ведомство не спасло американцев: некоторые заповедники пришлось закрыть, потому что туристы привели их в такое состояние, что они потеряли всякую ценность. Совершенно ясно, что надо резервировать угодья для отдыха, усилить охрану заповедников, так уже сделано в ряде социалистических стран. Однако все это приведет к желаемому результату лишь в том случае, если, говоря языком специалистов, будет правильное посещение.
Охрана природы от туристов и для туристов сейчас признается многими проблемой номер один и привлекает всеобщее внимание. В Обществе охраны природы бьют тревогу: зоны отдыха Москвы под угрозой. Туристы — пользователи леса. Вредители? Увы, подчас — да. Но так их рассматривать нельзя. Все сложнее.
В Литве (а там очень пекутся о природе) говорили: «Миллионы ног пройдут по лесу, просто пройдут… что останется?» А с ростом населения потенциальных топтателей земли будет больше.
Сколь же бережлив и осмотрителен должен быть турист на земле! А он как раз часто ведет себя и не бережливо и не осмотрительно, а как Мамай, когда тот шел завоевывать русскую землю, которому было все равно — будет ли эта земля родить или превратится в оплошное пепелище, в пустырь, поросший колючим бурьяном…
Ребята в лесу. Два топора на двоих. Идут и помахивают: кто срубит лихо елку! Срубили десятки деревьев.
На озере Песчаном. Два парня и девушка. Приехали, поставили палатку. Если не полениться, можно насобирать много сухарника: нет, срубили зеленую березу, жгут на костре. Со стоящих рядом надрали бересты, тоже с живых, растущих.
Ох, туристы! Они часто не думают, что творят. С чувством виновности вспоминаю, как сам рубил ветки и кусты в поездке по Чусовой. Я совсем не думал, какой вред наношу этим Чусовой. Даже, наоборот, гордился своим уменьем быстро поставить палатку для всей нашей компании, совершавшей в 1935 году лодочное путешествие по Чусовой под флагом «Уральского следопыта».
Теперь мне стыдно, когда я думаю об этом, а тогда считал нормальным. Правда, сколько было в ту пору туристов по Чусовой, с нынешним нейдет ни в какое сравнение! Но тем важнее напомнить про свой печальный опыт. Тогда природа успевала залечить раны, наносимые неосторожной, неразумной рукой, ныне уже не успевает.
Справка из отчета зеленого патруля Московского государственного университета: после посещения студентами одного столичного вуза подмосковного леса насчитали три тысячи свежих пеньков. Три тысячи сосенок извели за один день. Надо уметь!
Дикий туризм — бедствие природы.
Турист любит рассуждать так: э-э, дерево, подумаешь! Ну, срубил, ну, сломал. Много их, вырастут еще. Останется и нам и другим. А вдруг не останется? Ни нам, ни другим?
Говорят: много леса, хватит на всех. А много ли? Ты считал? А если не хватит? Население растет, а природа все та же.
А что такое дерево? Ученые высчитали: одно дерево дает столько кислорода, сколько надо для жизни одного человека. Сгубил дерево — одному человеку нечем дышать. «Убил человека».
Вон Америка — она уже дышит за чужой счет. Ее города — Нью-Йорк, Детройт, Филадельфия, Сан-Франциско — портят столько воздуха, а предприниматели-бизнесмены, любители набивать толстый карман, извели столько леса, что собственного кислорода не хватает, — США живут за счет соседней Канады и океана…
Путешествовать будет некуда, если земля превратится в безрадостную, бесплодную пустошь. Будь же строг к себе, друг, строг и требователен. Природа — тот же дом. Дома, небось, ты не позволяешь себе безобразничать, прежде, чем войти, оботрешь ноги у порога, или, еще лучше, разуешься и наденешь тапочки, и уж, конечно, не будешь ничего ломать, крушить; а попробуешь распоясаться — мать пристыдит. И в музее ты соблюдаешь правила приличия.
Природа — тоже музей, да еще живой, неповторимый. Насладился — побереги для других. Щади каждую зеленую ветку. Мусор, оставшийся после тебя, собери и закопай. Никаких ржавых консервных банок, битого стекла, зарубок и надписей на деревьях. Вред природе можно причинить и не по злому умыслу. Умей предвидеть, рассчитывай свои действия.
Не будь диким.
У меня есть друг, зовут его Леша. Он, правда, охотник (откровенно, не люблю охотников), но, во-первых, я удостоверился, что он действительно глубоко и искренне предан природе, а во-вторых, недавно Леша заявил, что кончает со своим увлечением и отныне ходит в лес без ружья. В лес он наведывался летом и зимой, иногда подолгу живет в заброшенной в чаще избушке и слушает лесные шорохи и птичьи голоса, а после восторженно рассказывает всем, что дала ему очередная робинзонада. Но последнее посещение леса не доставило ему радости. Когда мы встретились, Леша был мрачен и неразговорчив. Я поинтересовался, что случилось, Леша стал неохотно рассказывать. Сторожку, в которой он провел столько незабываемых часов, какие-то подонки исковеркали, испохабили, привели в непотребный вид.
— Понимаете, — возмущался Леша, — я даже места не узнал. После нового года пошел туда на лыжах, вижу, по тропинке шли. Ну, шли и шли, ладно, не один я туда хожу. Подошел ближе… Мама моя! Кто так нахозяйничал? Молодые елочки вокруг изломаны, будто медведь топтался… Да медведь такое не сделает! Стекла в окошках выбиты, везде бутылки, мусор. На стенах, столешнице, косяках похабные надписи, изрезан стол, дверь сорвана с петель и валяется на дорожке. Спички были — нет. Белочка жила, совсем ручная… Придешь, она сразу же увидит и спустится… Я ее сколько раз кормил — убили и бросили. Сороку убили… Какие-то бандиты, а не люди! Я потом выяснял в деревне — говорят: видели тридцать первого числа компанию, шли встречать Новый год, парни и девчата городские. Несли полный рюкзак вина, слышали — бутылки звякали. Они тут ночевали. Они все сделали. Ну, повеселились, провели ночку, видимо, была оргия… ну, шут с ними! Но зачем все портить, убивать?!