В один летний день по узким улицам Иерусалима двигалось странное шествие. Собралась огромная толпа людей. Здесь были люди разного сословия, возраста и пола. Впереди толпы шли вооруженные воины, пешие и на конях. Они вели Осужденного. Тяжелый Крест лежал на плечах этого осужденного, так что Он, идя с Крестом, низко пригибался, а иногда изнемогал и падал. Когда Он падал от сильного изнеможения и лежал на земле, то на него обрушивались жестокие удары воинов. Били по голове, по плечам, по спине, по чему попало. Бичи со стальными наконечниками оставляли на теле осужденного красные полосы, а затем от вторичных ударов по этому месту разрывалась кожа, и кровь текла ручьями на землю. И если бы воины с проклятиями и руганью сами не поднимали Осужденного, то Он так бы и лежал на земле, не имея сил Сам подняться. Ни стона, ни крика не выходило из уст Его. Он все эти жестокие истязания переносил молча. Только Крест всё виднелся над головами толпы, потом он все ниже и ниже опускался, и Ведомый на распятие опять упал на каменную дорогу улицы, обливая ее Своей кровью.
В это время у одного большого дома под навесом от солнца стоял человек Никто его не знал. И он никого не хотел знать. Но когда прохожие случайно встречались с ним взглядом, то неописуемый страх и ужас охватывал их душу. Они скорее отводили свой взор от незнакомца и стремились дальше. А он спокойно стоял в тени под навесом и наблюдал за тем, что делается на улице. Странное шествие поравнялось с ним. Он увидел согбенного Человека, несущего на своих плечах грубо сколоченный тяжелый Крест. Голова этого Человека склонилась низко к земле. Волосы были спутаны и смочены кровью и пылью. И колючий сухой терн, свитый несколько раз, был туго надет на главу, так что острые колючки его впились кругом головы в тело и из ран струилась алая кровь. Незнакомец даже услышал прерывистое дыхание Осужденного, которое вырывалось из измученной груди шумно и хрипло. Но особенно поражало наблюдавших лицо Страдальца. Оно было полно тихой кротости и бесконечного незлобия... Вот Он снова остановился, чтобы перевести дух. Кто поближе, подхватил Его под руки, чтобы Он снова не упал на камни.
Несколько выпрямившись, Он тихо повернулся. Там плакали сердобольные женщины.
— Дщери Иерусалимские, — послышался Его тихий, но строгий голос, — не плачьте о Мне, плачьте о себе и о детях ваших.
Эти слова произвели ошеломляющее впечатление на народ. Насмешки и крики на минуту замолкли. И там, куда направлялся Его взор, наступала тишина. Вот Он поворачивается снова вперед. На мгновение Его взор скользнул по большому дому. Казалось, что Он искал кого-то взором Своим. Искал незнакомца, который до сих пор стоял у этого дома и наблюдал за всем этим. Вдруг незнакомцу стало страшно. Он хотел уклониться от взора, хотел скрыться, убежать, но уже было поздно. Страдальческий взор Спасителя упал на незнакомца, и глаза их встретились.
— О Иегова, — прошептал смертельно побледневший разбойник, — лучше мне никогда не встречать этих глаз!
Это было одно мгновение. Спаситель повернул Свое лицо вперед, и шествие двинулось дальше. Но злодей, он уже не мог больше, как прежде, поднять надменно своего взора. Повернувшись направо, пряча свое лицо, он стремительно пошел вон из города. Это был тот неуловимый разбойник, тот злодей, которого не могли поймать никакой силой человеческой. Но вот его уловил Своим страдальческим взором Христос.
Он шел, шел стремительно, почти бежал. В его преступной душе творилось невероятное смятение. Взор Божественных очей, как пламень огня и в то же время как свет тихой ласковой любви, стоял в глазах преступника. Этот взор не угрожал, не судил, даже не укорял злодея, а отечески призывал, ласкал, тихо и кротко всё прощал. О, этот глубокий, пронзающий душу взор!.. И великий злодей-разбойник, не видя около себя ничего, быстро шел вперед.
Долго так продолжалось или нет, он не помнил. Только вдруг с ужасом заметил, что колеблется почва под его ногами и начинает быстро темнеть. Что это такое: днем начинается ночь? Неожиданно он услышал рядом с дорогой, чуть-чуть в стороне, тихий стон. Злодей остановился. Он первый раз в жизни почувствовал сострадание. Сколько раз он без содрогания убивал своим острым персидским кинжалом жертву. Сколько резал с каким-то злорадным ожесточением жен, грудных младенцев, стариков. Сколько он слышал жалобных воплей матерей: