К нам на занятия часто приходят заикающиеся мальчики и девочки, но другие ребята никогда их не дразнят. Почему? Разве дети со сложностями поведения проявляют большую чуткость и благородство? — Нет, конечно. Наоборот, они чаще задираются, меньше сочувствуют друг другу. Просто мы не позволяем им дразниться. В самом начале, при первом же поползновении, детям дается понять, что такое поведение тут не пройдет. И проблем не бывает. А если бы мы в первый, второй, третий раз пропустили бы дразнилки мимо ушей, забияки решили бы, что мы даем им отмашку. И не преминули бы этим воспользоваться.
Два садика или две школы, расположенные через дорогу друг от друга, могут отличаться, как небо и земля. В «нулевке» мой младший сын попал в обстановку постоянных драк. Первое время он вообще не понимал, что происходит. В классе отчаянно дрались не только мальчики, но и девочки. Придя как-то за Феликсом, я увидела в раздевалке сцену из боевика. Толстая девчонка приемами карате загнала какого-то, тоже довольно упитанного мальчика в угол и грозно размахивала ногой перед его носом. Мальчишка в ужасе вжимался в стену. Воспитательница, которой все это было прекрасно видно, невозмутимо беседовала с нянечкой.
Потом мне было сказано, что ребенок у меня какой-то не такой, малообщительный, чуть ли не аутичный: все дерутся — а он книжку читает.
— Да вы радоваться должны, что у вас хотя бы один человек не дерется, — возмутилась я.
— Нет, — неодобрительно нахмурилась «педагог». — Все равно это непорядок. Другие дети разряжаются, энергию сбрасывают, а ваш в сторонке сидит.
Признаться, мы были в затруднении. Школа вроде бы была на хорошем счету, и тут вдруг — такое. По вечерам сын твердил, что больше туда не пойдет, потому что там все дураки и бойцовые петухи. И хотя его не обижали (муж строго поговорил с забияками и их родителями), ему все равно было там ужасно неуютно. Феликс с детства был очень общительным, хорошо ладил с детьми разных возрастов, но к «общению» посредством кулаков как-то не привык. А у одноклассников это действительно была такая форма общения.
Поняв, что на учителей рассчитывать не приходится, и будучи еще морально не готовы сменить школу, мы ломали голову в поисках выхода. Неожиданно выход нашел сам ребенок. Собственно говоря, он сделал то, что вообще-то должны были сделать умные педагоги: превратил драку в игру. От отчаяния людям порой приходят в голову гениальные мысли. В какой-то момент, не в силах больше выносить тупость этих каждодневных побоищ, Феликс предложил:
— Давайте вы будете боксеры на ринге, а я — рефери.
Они опешили и… согласились. Игра понравилась. Феликс повеселел, хотя школу по-прежнему ненавидел.
Потом мы все-таки перевели его в другую. И хотя она находится в двух остановках от предыдущей, порядки тут диаметрально противоположные. В этой новой школе ценится, когда ребенок любит читать. А еще тут никто ни с кем не дерется.
— Попробовали бы у нас кто-нибудь затеять драку! Сразу же отправился бы в кабинет к завучу, — усмехается Феликс. А завуч, между прочим, очень миловидная, интеллигентная женщина. Совсем не держиморда. Но драться не позволяет.
А если травят везде?
Зачастую бывает достаточно сменить сад или школу, и вопрос, как защититься от обидчиков, снимается сам собой. Но если ребенок везде, куда бы ни попадал, оказывается жертвой драчунов, значит, дело не только в коллективе. Скорее всего, в нем самом есть нечто, провоцирующее обидчиков.
Родители склонны считать, что он всех боится, а дети, как собаки, чуют запах страха. И, естественно, атакуют слабого.
По моим наблюдениям, это не так. Слабых, но тихих, неконфликтных детей обычно не обижают. Устойчивую агрессию провоцируют «занозистые» дети. Такие, которые сами задираются, а потом бегут жаловаться. И учить их надо не столько давать сдачи, сколько ладить с окружающими: не завидовать, не обижаться, не претендовать на постоянное лидерство, относиться к ребятам доброжелательно, не ехидничать и т. п.
Как раз сейчас, когда я пишу эту книгу, мы с Ириной Медведевой работаем с четырнадцатилетним мальчиком, у которого именно такой, можно сказать, классический рисунок поведения. На первую консультацию мама пришла без него, и когда мы потом увидели Андрея на занятии, у нас сложилось впечатление, что речь шла совершенно о другом человеке. В описании мамы Андрей был невинной жертвой, затравленной одноклассниками и абсолютно не умеющей постоять за себя. На занятиях же перед нашими глазами разворачивалась совсем иная картина. Да, Андрей действительно не был храбрецом. Он легко пасовал и, как улитка, прятался в свою раковину. Даже голову в плечи вжимал, чтобы казаться меньше и незаметней. Но, чуть осмелев, эта «невинная жертва» начала, будто репей, цепляться к ребятам. В прищуренных глазках загорелись недобрые огоньки, и он принялся с азартом подкалывать, подначивать, изводить ребят, безошибочно выбрав из них самых уязвимых. Развернуться в полную мощь мы ему, конечно, не дали, но ребятам и увиденного хватило, чтобы на него ополчиться.