Первой подошла к Федору Романовичу жена его Федосья. В который раз, не сосчитать, за свой долгий век она, дочь великого Ивана Калиты, провожает в боевой поход своих близких. Сколько слез пролила, не ведая, воротятся ли они живыми. Отдав конечное целование мужу, княгиня обняла сына Ивана. Заплакав, она прижалась к его груди.
А рядом причитали другие женщины. Прощался Онфим-сапожник со своей женой и ребятишками. Недалеко от них стоял Кузька с отцом и матерью.
Рядом с Кузькой гнедой белоглазый жеребец с лысиной — настоящий борзоходец. Не обманул Андрей, добыл для друга в конюшне доброго коня. Да и сам Кузька добро снаряжен. На нем железная рубаха, которую вместе со шлемом и мечом получил он у княжеского оружейного ключника Пантелея. Отец мог дать ему лишь лук со стрелами, деревянный щит, обтянутый кожей, да острый засапожный нож, с которым когда-то ходил на охоту. Правда, на поясе у Кузьки висит и свой обоюдоострый, с костяной рукояткой нож, да еще кресало и шило в чехле, так необходимые в походе.
К седлу приторочена войлочная полсть для спанья и укрытия от непогоды. В седельной суме сухари, овсяная мука для толокна и прочие припасы, положенные матушкой Варварой. Глядя на Кузьку во всем этом боевом одеянии, совсем не скажешь, что он воин-небывалец. Повзрослел Кузька, посуровел даже лицом своим. Отчего и отец говорит с ним по-взрослому, как с равным.
— Чести нашей не урони, — торжественно давал Анисим последний наказ сыну. — Рода нашего не опозорь. Идешь ты на святее дело: отчину нашу и дедину от ворогов оборонять. Да не дрогнет сердце твое, да будет крепка рука твоя, когда встретишь супостата.
Анисим перекрестил и троекратно поцеловал сына. Варвара громко заплакала.
— А ты не голоси, — строго сказал Анисим жене. — Он не девка-юница, а мужик. Идет на святое дело. Благослови.
И Анисим легонько подтолкнул к Варваре сына. Тот встал перед матерью на колени. Варвара, всхлипывая и шепча молитву, повесила Кузьке на шею маленький образок Богоматери с младенцем и ладанку с травой бессмертником. Сама опустилась перед сыном на колени и, обхватив руками его белобрысую голову, заголосила вновь.
— А ну, мать, хватит. Чего заживо хоронишь. — Анисим оттащил Варвару от сына. — Ступай с Богом, сынок.
Кузька встал и земно поклонился родителям.
— Прощай, отец… Прощай, матушка…
…Андрей Хват сидел уже в седле, когда увидел идущую к нему Ульяницу. Он спрыгнул на землю. Ульяна подошла и протянула Андрею сверток.
— Прими, Андрюша, сорочицу. Сама шила для тебя.
— Спасибо, Ульяница, — поклонился Андрей.
Они, взявшись за руки, стояли и молча прощались, пока не заиграла вдруг походная труба.
Вся площадь пришла в движение. Закричали сотники, заржали кони, заголосили бабы. Сопровождаемые толпой горожан и духовниками с иконами, белозерские дружины двинулись по дороге на Старый городок к берегу Шексны.
Путь их был не близок: до самой матушки Москвы, где собиралось воинство со всех городов и уделов русских, чтобы идти потом навстречу татарским ордам, которые вел на Русь злой темник Мамай.
Москва
«И приидоша князи Белозерские, крепки суще и мужественны на брань с воинством своим».
…Как только-только забрезжил рассвет, белозерский полк снялся с ночевки на берегу реки Клязьмы в двадцати верстах от Москвы и выступил по Дмитровской дороге в последний переход к стольному городу.
Чем ближе подходили к Москве, тем чаще попадались вдоль дороги деревеньки и села. А около полудня, окруженная холмами и горками-крутицами, березовыми рощами да ремесленными слободками, открылась перед белозерцами Москва — стольный град всея Руси.
По высокому берегу Неглинной тянулся длинными улицами Великий московский посад, а еще выше над ним и над всей этой землей величаво возвышался кремлевский холм, опоясанный белокаменной стеной. На холме в густой зелени деревьев поблескивали золотом верха церквей и теремов.
— Ух ты, Господи, красота-то какая, — восхищенно произнес Кузька, остановив коня и сняв шапку.
— Москва… — коротко сказал ехавший рядом Онфим.
По широкому наплавному мосту перешли Неглинную. Завершив многоверстный путь, белозерский полк разбил стан на окраине московского посада, на Васильевском лугу.
Князь Федор с воеводами отправился в Кремль к великому князю Дмитрию. Воины отдыхали после трудного перехода, расседлывали коней, разводили костры.
Дядька Онфим, Кузька и Андрей Хват, ставший теперь их десятским, умывшись и прибравшись, пошли смотреть Москву.