— Не робей, девочка, это только начинать страшно…
Нилка садится за свой столик, рисует мелом на нём белые клавиши, ставит, как ноты, книгу. Ей кажется, что вместо букв перед ней нотные знаки, она хмурится, будто внимательно читает их, и начинает «играть». Её пальцы едва касаются клавиш, она очень увлечена своей игрой и не слышит, как тихо подходит мать.
— Откуда у тебя эта книжка? Покажи-ка мне ее, — требовательно говорит она и протягивает руку.
От неожиданности дочь вздрагивает, лицо становится растерянным и виноватым, она крепко прижимает книгу к себе.
— Ну и дикуша, — натянуто улыбается мать.
— Ну и трусиха, — смеётся вслед за ней Дарима.
Вдруг Нилка ловит пристальный взгляд отца.
— Не мешайте ей. Книжки — хорошее дело, пусть читает, — заступается он и снова склоняется над чертежами.
* * *
Город, как праздника, ждал пуска первого трамвая. Новенькие блестящие рельсы протянулись вдоль улицы. Рабочие с молотками в руках простукивали и прослушивали их. Пуска ждали со дня на день. И всё-таки произошло это внезапно. Красный вагон, яркий, как игрушка, возник из-за поворота, с грохотом и звоном покатил по рельсам. Вожатый сосредоточенно, строго смотрел вперёд. Кондуктор с кирзовой сумкой через плечо зазывно махал рукой горожанам.
Заскрипев тормозами, вагон остановился неподалёку от того места, где стояла Нилка.
— Пробный рейс! — объявляет на всю улицу кондуктор. — Всех катаем бесплатно!
И вот уже вагон забит детьми и взрослыми.
— В тесноте, да не в обиде! — говорит кондуктор.
Водитель даёт длинный звонок, двери бесшумно закрываются, и Нилка едет в первое путешествие по городу.
Вагон летит по новеньким гладким рельсам. Пешеходы, автобусы, машины уступают ему дорогу. Как музыка звучат длинные звонки, как слова из песни раздаются объявления кондуктора: «Стадион «Локомотив»!.. Планетарий!.. Театральная площадь!.. Парк культуры и отдыха!.. Железнодорожный вокзал!.. Птичий рынок!..»
Нилка сидит на деревянной скамейке. Вокруг радостный ребячий галдёж. Трамвай спускается под гору и въезжает на мост. Отсюда особенно хорошо видно, как красив город. Нилка слышит незнакомые названия остановок, и каждый раз ей хочется сойти, постоять у здания театра, рассмотреть чугунную решётку, огораживающую парк, но вагон трогается, она слышит новые названия остановок и едет, едет по городу.
Она проезжает в один конец, возвращается снова, катается до тех пор, пока кондуктор заботливо не спрашивает её:
— А ты не заблудилась, девочка?
Наконец Нилка сходит возле дома. Её ноги ещё ощущают стук колёс, в ушах стоит шум. Горящими от восторга глазами провожает Она красный звонкий трамвай, набирающий скорость…
Как-то незаметно для себя Нилка привыкла к городу. В школе с одноклассниками и с чужими людьми она была разговорчивая, общительная, весёлая, а дома наоборот — скрытная, упрямая. Частенько ей мешала деревенская стеснительность. Может быть, она тоже переменчива и непостоянна, как мать, которая с ней строга и неуступчива, с Даримой и отцом — неизменно ласковая, всё прощающая, на работе же — серьёзная, деловая.
Нилка после школы иногда забегала в больницу, где работала мать. Антонина сидела в большой полуподвальной комнате, заваленной вещами. Строго по счёту она выдавала нянечкам постельное бельё, сатиновые и байковые халаты, полотенца, мыло, какие-то коробки. Иногда в белом отутюженном халате и накрахмаленной шапочке, солидная, как профессор, она обходила палаты, выслушивала жалобы, просьбы больных, проверяла чистоту, и если замечала грязь, сразу начиналась беготня санитарок с вёдрами и тряпками. Больные и врачи говорили о ней с уважением:
— Наша сестра-хозяйка наведёт порядок. У неё острый глаз, всё увидит, всё заметит. Сама работы не боится и других заставит.
В такие моменты, как любила говорить мать, у неё «повышалось настроение».
А Нилка всегда шла с хорошим настроением на уроки музыки. Она готова была бесконечно разучивать гаммы, повторять этюды и пьесы, лишь бы подольше посидеть на круглом вертящемся табурете и касаться пальцами клавишей. Само рождение звука, сочетание разных нот, низкие и высокие октавы — всё вызывало в ней удивление и радость.
Елена Константиновна каждый раз в конце урока играла какую-нибудь новую вещь.
Самыми счастливыми минутами для Нилки были минуты, когда играли они в четыре руки и пели:
По разным странам я бродил
И мой сурок со мною.
И сыт всегда, везде я был