— Спасибо маме за посылку. Она всегда поймёт, всегда выручит в трудную минуту, — говорит Антонина. — Если нам будет тяжело, позовём её в город.
Нилка готова запрыгать по комнате, но что-то сковывает её и мешает открыто проявить свою радость. Странно получается: бабушка Олхон нужна не только маленькой внучке — самостоятельная, взрослая дочь тоже нуждается в ней.
* * *
Мать по-прежнему заботилась о семье, ходила по магазинам, готовила, мыла, стирала. От привычной домашней круговерти у неё словно прибавлялось бодрости. В доме часто раздавалось знакомое: «Я стараюсь ради семьи! Ради семьи чего не сделаешь!»
Отец вместе с группой инженеров и бригадой наладчиков работал над новой конструкцией драги — большой плавающей машины для промывания золотоносного песка. Такие машины и выпускал завод, на котором он работал. Вечерами собирались его сослуживцы. Они рассматривали чертежи, пили горячий чай и азартно спорили.
— Современная драга — это целый комбинат. Надо, чтобы ковш сразу поднимал 500–600 литров, — возбуждённо говорил отец.
— Хорошая идея, но пока не пустят сборочный цех, об этом рано мечтать, — перебивал его мужчина в больших роговых очках…
Старшая сестра, охладев к музыке, зачастила в кружок художественной самодеятельности. Мать сшила ей нарядный цегедек[5], подол и пояс отделала бархатом и цветной тесьмой. Надев его, Дарима долго крутилась перед трюмо, танцевала, подпевая сама себе. Приглашённый школой из музыкального театра балетмейстер репетировал каждый день, и Дарима, очень весёлая, возвращалась домой под вечер.
Так у каждого шла своя жизнь… Были свои радости и у Нилки. Теперь она одна ходила на уроки музыки.
…Сегодня у Елены Константиновны торжественный, необычный вид.
— Мы идём на концерт. В нашем городе проездом симфонический оркестр. Такое событие нельзя пропустить, — говорит она, надевает пальто, берёт девочку за руку, и они идут в музыкальный театр.
Зрительный зал полон. Дирижёр взмахивает палочкой, и первые негромкие звуки заполняют зал. Нилка забывает, что сидит в театре, она видит, как на крутом косогоре сбились стайкой улусные ребятишки. Свинцовым блеском отливает тёмная вода в реке, а над головой ровным колышущимся клином с громким курлыканьем пролетают журавли.
Почему лето сменяет осень? Зачем же улетают журавли? Как рассказывала бабушка Олхон, раньше буряты ставили юрты рядом с гнёздами журавлей: где журавль, там в доме счастье…
* * *
Пришла ранняя весна. В городе ждали ледохода. О нём говорили знакомые при встрече и те, кого просто свёл случай на автобусной или трамвайной остановке.
Уже на деревьях набухли почки, а река всё не могла сбросить тяжёлый ледовый панцирь. Снег давно смело ветрами, и во льду обнажились глубокие трещины, похожие на застывшие белые молнии. Они уходили в метровую толщу, разветвляясь на десятки причудливых зигзагов. По ледяному полю бесстрашно бегали мальчишки.
Сегодня Нилке не удалось пробраться на лёд. Люди с красными повязками на рукавах выстроились цепочкой вдоль берега. Молоденький розовощёкий милиционер выкрикивал в рупор:
— Товарищи, не выходите на лёд! Будьте осторожны!
Толпа глухо гудела. Взгляды людей были прикованы к небольшому чёрному катеру, неизвестно откуда появившемуся на середине реки.
— Ледокол пришёл!
— Давай, «Муромец», жми как следует! Открывай навигацию! — раздавались вокруг голоса.
Казалось, ледокол беспомощно застыл, зажатый огромными белыми полями. Но приглядевшись, Нилка увидела, что вокруг него уже образовалась большая полынья. «Муромец» упорно карабкался на льды. Иногда его нос задирался почти вертикально, и толпа замирала, ожидая, чем кончится этот натиск.
Надсадно гудели моторы, слышался скребущий лязг железа. Корпус катера дрожал от напряжения.
Как бы отдохнув и воспрянув духом, он начинал двигаться, и льдина с тяжким вздохом оседала под ним, раскалывалась на куски, и тёмная вода вырывалась на волю.
Люди на берегу облегчённо вздыхали, как будто вместе с экипажем проделали эту трудную работу, и опять затихали, не отрывая глаз от «Муромца», когда тот шёл на очередной приступ. А ребятишки беззаботно бегали по набережной и грызли, как леденцы, прозрачные длинные сосульки, которые выламывали из льдин, изрезанных солнечными лучами.
Нилка, наблюдая за ледоколом, продрогла до костей, давно хотела есть, но никак не могла уйти. Она мысленно торопила события и уже видела освобождённую ото льда реку, по которой плывёт большой пароход, и она с высоты верхней палубы машет рукой, прощаясь с матерью, отцом и сестрой. Пароход быстро рассекает острым носом зеленоватые тугие волны и везёт её к бабушке и тётке Уяне в далёкую Шиберту…