«Внучки к Олхон приехали, — улыбаются шибертинцы. — Дождалась своих». Все приглашают их к себе в гости, даже бабушка Карпушиха ради такого случая поднялась с постели и, завидев сестёр, зовёт их в свой дом.
Стоит глубокая ночь, а сёстры точно забыли про время, всё говорят и говорят между собой, как будто впервые встретились.
Утром дочери ждут отца, но от него нет никаких вестей. Тогда Дарима и Нилка решают навестить мать. Они идут на центральную улицу, где в одном из проходных дворов стоит здание родильного дома. Окна первого этажа закрашены изнутри белой краской, на окнах второго и третьего этажей висят белые занавёски. Иногда чья-нибудь рука отодвигает занавеску, показывается бледное женское лицо, внимательно разглядывающее людей. Убедившись, что нет того, кто нужен, женщина исчезает, и занавеска снова закрывает таинственный мир, куда так жаждут проникнуть стоящие вокруг здания люди. Здесь, в основном, мужчины, явно растерянные или подтянутые. Деловитые бабушки и дедушки, нагруженные сумками и авоськами, переговаривающиеся друг с другом.
Сёстры открывают тяжёлую, на стальной пружине дверь, входят в приёмный покой, где за столом сидит бледная женщина в белом халате.
— Вам кого, девочки? — спрашивает она.
— Нашу маму привезли ночью, — начинает, волнуясь, Дарима.
— Ваша фамилия? — спросила женщина.
— Баторовы, — хором ответили сёстры.
Дежурная вытаскивает из стола толстый журнал, листает страницы.
— Ну, поздравляю вас, — улыбается она, — с рождением брата!
— Спасибо, — благодарит Дарима.
Нилка молчит, не знает, что сказать, но её сердце громко стучит: «У меня есть брат! У меня есть брат!»
Дома их застаёт весёлая кутерьма. Кажется, сегодня в квартире собрались все знакомые, все соседи. Они шумно поздравляют отца. Увидев дочерей, он подбегает к ним и крепко обнимает каждую:
— С братом вас, Дарима и Нилка! Баир пришёл в нашу семью.
* * *
К приезду Баирки и матери готовились все. Соседи квартиру побелили. Нилка и Дарима помогли им убрать мусор. Отец какими-то невероятными усилиями достал букет оранжерейных цветов.
Они пришли за полчаса до выписки и ещё долго томились на тротуаре перед зданием, где готовились бумаги, без которых Баирку нельзя было выпустить. Нилке казалось, что всё произойдёт необычно и торжественно, но вот сбоку открылась дверь, вышла похудевшая, помолодевшая мать с маленьким узелком и полная няня с продолговатым кружевным свёртком. Растерявшийся отец забыл снять плотную бумагу, в которую были завёрнуты цветы, и отдал их матери запакованными. Он бережно взял свёрток из рук няни.
Потом они пошли по улице — Антонина с узелком, Семён Доржиевич с Баиркой, а Нилка и Дарима за ними. Сзади катил легковой автомобиль, который дал для такого важного события директор завода.
Но мать с отцом как будто забыли о машине. Они молча шли навстречу воскресной, по-весеннему одетой толпе. Нилке на какое-то мгновение показалось, что их семья — маленький кораблик, упрямо идущий вперёд. Это впечатление усиливалось ещё от того, что прохожие, понимающе улыбаясь, вежливо расступались перед семейным шествием. Двумя потоками толпа огибала их и опять смыкалась за автомобилем.
Нилка ожидала черноволосого, черноглазого крепыша и была разочарована, когда увидела крохотного, беспомощного мальчика. У Баирки было красноватое сморщенное личико, он целыми днями спал, просыпался только, когда хотел есть. И всё-таки ей было интересно наблюдать за его ежедневными изменениями. Он уже чётко различал, что ему нравится, а что нет. Особенно Баирка любил купаться, он затихал в тёплой воде, когда руки матери обмывали его. Младшая сестра стояла рядом, готовая в любой момент подлить воды, подать простынку или одеяло. Когда их взгляды встречались, мать и дочь понимающе улыбались друг другу. Антонина удивлённо говорила: «Вот не знала, что такая хорошая помощница растёт». От непривычных ободряющих слов у Нилки радостно ёкало сердце, и теперь трудно было остановить её рвение. Она привыкла помогать, без всякой брезгливости стирала распашонки, подгузники, пелёнки. Мать прополаскивала выстиранное и бросала в бак с кипящей водой, который теперь постоянно стоял на плите. Иногда она сама принималась за стирку: «Я сама справлюсь, иди поиграй», а дочь ещё долго слышала одобрительную интонацию её голоса.
Однажды мать отлучилась из дома по срочным делам. Она положила на свою широкую никелированную кровать туго спелёнатого Баирку, рядом поставила на табуретке стакан кипячёной воды, прикрытый чистой марлей, и ещё один стакан с пустышкой.