– И прекрасных дам, – добавил Уоллингфорд.
– В общем, без любых плотских удовольствий, – сказал Бёрк. – В любом случае победителем станет тот…
– Помню, помню, – пробурчал Роланд, глубоко вдохнув сырой воздух с металлическим запахом влажных камней. – Победит тот, кто продержится дольше. И я ничуть не сомневался, что это будут наши противницы.
– Не понимаю, с какой стати, – возразил Бёрк.
Уоллингфорд пожал плечами.
– Но они же женщины и просто не смогут продержаться долго. Для этого требуется сила характера. Полагаю, для леди Сомертон воздержание не составит труда…
Роланд снова закашлялся.
– …но леди Морли наверняка опустит руки после недели одиночества. А что до ее раздражающей сестрички…
– Чертовски странно, знаете ли, – перебил его Бёрк, – что они делают то же, что и мы, причем в то же самое время.
– Чертовски странно, – согласился Уоллингфорд. – Мне это совершенно не нравится. – Надеюсь, мы выиграем пари достаточно быстро. Собственно, я надеюсь, что они откажутся от своих попыток и просто уедут из Италии, так что нам не придется больше о них думать.
– За исключением объявления, – сказал Роланд.
– Объявления?
– Объявления в «Таймс». Штраф проигравшему, помнишь? Эту мелочь я помню исключительно хорошо. – Роланд подмигнул Бёрку.
– Да, конечно. Наши ставки. – Уоллингфорд кинул недовольный взгляд на Бёрка в шерстяной шапке, ехавшего с мрачным лицом. – Это твоя вина, Бёрк. О чем ты вообще думал? Не вижу никаких причин, по которым проигравший не мог бы опубликовать в «Таймс» объявление не меньше чем на половину страницы, признающее превосходство выигравшего! – Он произнес все это высоким фальцетом. – Разумеется, пусть весь Лондон узнает, что мы задумали.
– Нет никаких причин, по которым объявление нельзя опубликовать анонимно, – рассудительно возразил Бёрк. – В любом случае нельзя держать пари без ставок, а на деньги с дамами не спорят. – Он снял шапку и запустил пальцы в ярко-рыжие волосы, вглядываясь в дорогу сквозь внезапно пошедший дождь. – Что за дьявольщина, – пробормотал он и пустил коня рысью.
– Чертово совпадение, – согласился Уоллингфорд с удаляющейся спиной Бёрка.
– Может быть, у них совсем другие причины, – сказал Роланд. Как, например, вырвать бедняжку Лилибет из когтей этого ее мерзавца мужа.
– Так или иначе, – продолжал Уоллингфорд, глядя, как Бёрк переходит на галоп, – они давно уехали, причем в противоположном направлении, если нам хоть чуть-чуть везет. К концу дня мы въедем в ворота того замка, что Бёрк для нас нашел, и станем неуязвимы для соблазнов. Полагаю, раньше или позже знаменитое тосканское солнце снова покажется на небосводе и… Эй! Что Бёрк задумал? Что там происходит?
Роланд посмотрел на дорогу и увидел их мгновенно: группа перемазавшихся путников, застрявших в грязи, вытаскивала из кареты сундуки. Судя по всему, женщины. Он мог почти поклясться, что…
Боже правый!
Он пришпорил коня.
Для него солнце уже вышло из-за туч.
Тучи сгущались над головой Лилибет.
Во всяком случае, ей так казалось. Не может быть предзнаменования более мрачного, чем лорд Роланд Пенхэллоу, скачущий по дороге, чтобы предложить свою рыцарскую помощь застрявшим в грязи путницам.
Разумеется, это кара Господня. Она сделала все, что могла, страшно нервничала, но заставила Абигайль и Александру (сонных и невыносимо одурманенных), а также своего сына (мгновенно проснувшегося и невыносимо энергичного) выехать как можно раньше, пока мужчины еще спят. Лилибет позавтракала черствым хлебом и водой. Она ехала, опустив голову, потому что было холодно и сыро. Она крепко обнимала Филиппа, думая только о цели впереди: о замке, выбранном для них Александрой. Убежище, недоступное для грозных мужей и неотразимых любовников.
Но всемогущее отмщение все равно ее настигло, даже раньше, чем она ожидала. Хотя следует признать, что до сих пор отмщение никогда не принимало прекрасный облик Роланда Пенхэллоу. Он с атлетической грацией спрыгнул с коня и озабоченно наморщил красивый лоб. Из-под шляпы выбивался темно-золотистый локон, впитавший в себя весь скудный свет Тосканы.
О, эти волосы, обвивавшиеся вокруг ее пальцев.
Эти изогнутые губы, прокладывавшие дорожку из поцелуев по ее груди.
Это поджарое крепкое тело, ударявшееся об ее…
Стоп. Нет. Она прогнала из головы ненужные образы и свирепо нахмурилась, глядя, как Роланд начинает выгружать из кареты сундуки, чтобы облегчить груз и дать возможность лошадям вытащить экипаж из грязи.