В кармане был спасительный передатчик, о котором я помнила каждый свой день на протяжении стольких лет. Даже дочери попыталась отдать его на счастье, сказав, чтобы, в крайнем случае, при большой опасности, и если меня или Зельта не будет рядом — сильно сжать его, не знаю, чем я руководствовалась, давая такое напутствие старшей дочери, разве Аякс был бы для нее спасителем? Но все-таки он был ее отцом… Однако, дочь не приняла такой подарок, даже настояла, чтобы именно я взяла его с собой, считая, что раз это талисман — он должен быть со мной, только передатчик скорее наоборот — это не талисман на счастье, а мое несчастье и наваждение, преследующее долгое время. Но даже сейчас, когда я была в маленьком шаге от того места, что ненавидела и презирала всей душой, я не нажала его. Не так и не сейчас. Даже спустя время я до сих пор была не готова его снова увидеть, а уж тем более, добровольно сдаться.
Главный на транспортнике решил согласиться на требования колонии и я его понимала. Никто не хотел умирать. И уже утром к нам прибыли охранники, только Грека там не было, не он возглавлял отряд, а тот, о котором я пыталась забыть столько времени, выбросить из памяти его прикосновения, те — последние, которые сделали что-то со мной, заставляя желать их, чтобы снова гореть тем первобытным огнем, что сжигал здравомыслие. И никто, даже Зельт не смог вычеркнуть воспоминания, оттого, наверное, моя месть только набирала обороты.
Но помнить это одно, пытаться забыть — другое, а встретиться лицом к лицу — третье, почему-то думалось, что если однажды я его увижу, то брошусь на него диким зверем, мстя за то сколько времени он меня мучил, поселившись в моем сознании, но этого не было, наоборот — остался только животный страх. Впервые за все время я осознала масштаб катастрофы.
Сжавшись под его решительным взглядом, горящим такой знакомой злобой, что я даже стала отступить назад, качая головой и приговаривая: "нет, нет, нет", но Аякс не медлил, не дал уйти, или сбежать, не то чтобы у меня был выбор, но все же… выбил опору из-под ног своим хвостом, рассекая воздух, и подхватив мое дрожащее тело, которое уже заваливалось назад, тут же оказавшись рядом, стал удаляться от сариан и охранников, направляясь не в колонию, как я думала, а в совсем другую сторону. Сариане что-то кричали вслед, но я не видела их и не слышала, слишком оглушенная происходящим я погрузилась в вакуум.
— Что ты делаешь? — спросила, когда обрела возможность говорить, собравшись.
— Возвращаю тебя на место.
Ответ приговор.
— Но… — заикаюсь.
— Почему? — Его вопрос заставляет замереть изумленно в его руках.
— Что? — Шепотом уточняю, потому что голос пропал вовсе.
— Не нажала на передатчик, хотя бы сейчас, или рабство лучше моего общества?
— Ты и есть рабство, — ответ признание — озарение.
Я ведь именно потому ушла от него тогда, сбежала, как только появилась возможность, не сказала о дочери, не нажала кнопку, не взирая на смешанные чувства, которые всегда казались мне неправильным. Просто он всегда был и будет моим рабством, ведь нельзя же, в самом деле, хотеть остаться с тем, кого ненавидишь всей душой, даже не смотря на то, что тело тебя предает.
— Это только мне решать, но сейчас твое мнение мне не интересно, слишком долго я ждал, дав тебе право решать самой, но Маира, существует одна прописная истина — у тебя нет прав. Все могло быть по-другому, но ты не захотела. Хватит, наигрались в независимость, — убивает все своими словами, а я, чтобы унять ту дрожь, что охватывает все тело, не то от холода, не то от обреченности после его слов, перевожу тему.
— Что будет с ними?
— Ничего, им повезло, что ты здесь, иначе их ждала бы куда хуже участь.
— Их отпустят?
— Выживших, да.
Хотя бы что-то, не хочется, чтобы еще больше сариан пострадало из-за меня.
ГЛАВА 4
Десять долгих лет… Годы… Сариане также пользовались земным времяисчислением и принятым в Содружестве, даже сравнивали свое время с межгалактическим. Ведь, как бы оно не вычислялось, на каждой планете был свой ход времени. Тем самым сариане показывали, в очередной раз, что не какие-то там животные, примитивные, забитые, а знающие исчисление, наблюдающие за происходящим в галактике. Да, они жили отчужденно, ни с одной из известных мне планет не поддерживали связь, даже не торговали, но назвать их примитивными не поворачивался язык, оттого, наверное, я и думала, что мы сможем противостоять колонии, питала ложные надежды о свободе рабов. Я бы не назвала себя ярым борцом за справедливость, но когда сама на себе испытала несправедливость, сама познала всю глубину той боли, что приходит с планомерным уничтожением личности, не могла больше смотреть сквозь пальцы на несправедливость. Смиренно сидеть на месте, ожидая, что рабство само по себе исчезнет, а меня больше не будет жечь клеймо, которое не уничтожила по одной простой причине — чтобы помнить ради чего я сражаюсь, чтобы никогда не забывать, что пережила.