Вальяжно прохаживаясь вдоль необычайно длинного ряда барахольщиков, яркий солнечный свет сегодня выманил на улицу даже самых ленивых, господин Друбенс сразу выделил среди прочих матушку Иверри с её загадочными чёрными статуэтками. На солнце они казались ещё чернее и глаже; отполированные поверхности фигурок маслянисто блестели в золотистых осенних лучах.
Старик подошёл и остановился возле картонки. Своим намётанным глазом торговка тут же оценила содержимое его бумажника, и уста её разверзлись, чтобы расточать мёд и патоку:
— Добрый день, почтенный господин… — «Что бы такого наплести, чтобы этот старый олух купил у меня статуэтки?» Хитрость кормит торговца, и Иверри завела свою заученную песенку.
— Эбеновое дерево? — недоверчиво пробурчал старик, вертя в руках одну из фигурок, — я что, по-вашему, дурак? Это же обыкновенная полимерная смола.
Иверри смешалась, однако быстро пришла в себя и попыталась выкрутиться:
— Ну, может, и смола, только вот в смоле тоже сила, она оттягивает старческие хвори, знаете вы, вот у меня ежели что болит, так я как положу на больное место, так и высосет всё… Вы сами попробуйте. Купите, недорого…
— Сила, говоришь… Хвори высосет… — задумчиво проговорил старик, и так посмотрел на Иверри, что ту сразу бросило в холод.
Она опустила глаза, слишком уж страшно оказалось встретиться с ним взглядом. Он как будто мигом угадал всю суть её, и теперь только разыгрывал доверие, проверяя, куда способна завести рыночную торговку привычка к безнаказанной лжи. Иверри подумала о своей родине, крохотной прекрасной стране на берегу тёплого моря — и зачем только понадобилось ей когда-то, глупой молодухе с младенцем на руках, пытать счастья здесь, на севере, в столице стекла и бетона? Тогда она думала: «Все идут в города, и я пойду; остаются только старики да калеки; недаром же говорят люди, будто в Большом Городе почётно даже бродяжничать, там живут настолько богатые люди, что и отходами после них неплохо можно прожить…»
На деле всё оказалось далеко не радужно. Мигрантов отлавливали, ставили на учёт и отправляли на обязательные работы. Естественно, самые грязные и тяжёлые: уборщиками, грузчиками, упаковщиками товаров. Иверри испугалась, что этот странный старикан так на неё смотрит, потому что он из Надзора. Если их жилище обнаружат, их опять переселят в бараки, Гая заставят работать… А что будет с ней, со старой? Мыть бесконечные лестницы небоскрёбов с прежним проворством она уже не сможет. Поговаривали, что Надзор усыпляет немощных и больных мигрантов как бродячих кошек и собак — они приносят Городу столько же пользы…
Жуткий старик тем временем одну за другой брал с картонки и тщательно осматривал статуэтки, сама торговка, казалось, его уже не занимала вовсе. Он разглядел, что на подставке каждой фигурки, на дне, тонким острым предметом выцарапано определённое слово. «Судьба». «Время». «Богатство».
— Это что?
Иверри совсем растерялась. Она была близорука, и мелкие надписи на поставках никогда прежде не замечала.
— Я, господин, не знаю… — В кои-то веки она не стала ничего придумывать, опасаясь, что старик снова посмотрит на неё взглядом, от которого мёрзнут кишки. — Сын мой делает их, его и спросите.
— Отведи меня к нему, и я куплю у вас все сразу.
Торговка засуетилась. Такого ценного клиента терять нельзя, какие бы причуды он ни выказывал, пусть хоть к Вельзевулу попросит проводить, она, Иверри, всегда рада лишней копейке. А уж если он с сыном её потолковать хочет — чего проще! Тот, небось, всё равно дома сидит, мастерит, или вышел в закуток в домино поиграть.
— Только идти придётся в Заброшенные Верфи, — виновато предупредила старушка, — ежели господина это не конфузит…
Она торопливо запихала сложенную картонки в полотняную сумку.
— Никак полиция? — всполошилась одна из соседок, — кто упредил? что-то я не слыхала…
А старик и Иверри шли уже вдоль длинного ряда барахольщиков в ту сторону, где лежали гремящее металлом и днём и ночью скоростное шоссе, промышленный порт, грязные улочки окрест, и вдалеке, там, где глаз больше не упирался в стены и крыши — Залив — бескрайняя серебристая гладь под слабо-голубеющим осенним небом.