Удар! Мотор моего самолета трясется как сумасшедший. Ощущение такое, что машина вот-вот развалится прямо в воздухе.
Щелчок в наушниках. Сергей по рации передает:
- Командир, что с самолетом?
Не успеваю ему ответить, как снова слышу голос Крамаренко:
- Барон, сзади вижу пару "фоккеров"!
"Барон" - это мой летный позывной в полку. Сзади "фоккеры" - значит, дело дрянь. Мы обложены со всех сторон. Передаю Сергею:
- Байда, уходим в облака. Курс девяносто.
Сергей понимает - курс на свой аэродром. И мы начинаем набор высоты. Но перед тем, как окончательно оторваться от преследователей и скрыться в спасительной облачности, бросаю взгляд на землю и вижу внизу справа немецкий полевой аэродром и взлетающие с него "фоккеры". Так вот почему молчали зенитки! Надеялись, видимо, на свои истребители, а те пришли слишком поздно.
Наше положение становится угрожающим. "Фоккеры" продолжают взлетать. Горючего у нас - только долететь до своего аэродрома. Ни о каком бое не может быть и речи. Благо облака укрывают от преследователей. Прислушиваюсь к мотору - он чуть ли не разрывается. Сбавляю обороты, чтобы уменьшить тряску. Высота 900 метров. Вокруг - белые хлопья облаков. Немцы меня не видят, но и я ничего не вижу. А ведь надо еще следить за навигационными приборами, за давлением масла, термопарой. Ложусь на курс, опять сбавляю обороты, тряска становится меньше. Соображаю, что могло случиться с мотором. Видимо, отбит кусок лопасти. Ситуация не из приятных. Точнее сказать, просто мерзкая ситуация. До аэродрома километров сто, и выдержит ли мотор, не знаю.
Идем в облаках минуты четыре самостоятельно. Друг друга не видим. Наконец передаю ведомому:
- Байда! Выхожу из облачности. У меня сильно трясет мотор. Делай, как я!
На высоте 700 метров выныриваю из облаков и осматриваюсь вокруг. Никого. Спрашиваю Сергея, какая у него высота и курс.
- Из облаков вышел, - отвечает Сергей. - Высота 600.
Стало быть, Серега где-то ниже меня. Еще некоторое время мы не видим друг друга. Скорость у меня всего 300 километров, большей я дать не могу - мотор не позволяет. Если у Крамаренко все в порядке, значит, он где-то рядом. Через некоторое время вижу впереди самолет, но чей он, разобрать не могу. Секундное замешательство.
- Байда, развернись на 90 градусов, - командую я. Идущий впереди самолет послушно стал разворачиваться. Ясно, это Серега. Сразу стало веселей и спокойней.
- Байда, смотри за хвостом. Бой я вести не могу. Скорости больше 300 держать тоже. Тряска такая, что усидеть невозможно. Идем домой.
В это время наши самолеты уже миновали линию фронта - Висла осталась позади. Еще несколько минут - и мы на своем аэродроме. Техники осмотрели мою машину: одна лопасть, как я и предполагал, отрублена, другая продырявлена насквозь. Отверстие сантиметров 5-6. Как лопасть держалась, уму непостижимо. Впрочем, техники наши винт на моем самолете быстро заменили, и мне на этом "лавочкине" еще долго летать пришлось. Зато, когда проявили пленку (самолеты наши были оборудованы кинофотопулеметами), я с удовольствием разглядывал горящие машины гитлеровцев на атакованном нами перекрестке.
Помню еще один характерный эпизод. Уже на Одере, вылетев на свободную охоту, мы с Сергеем наткнулись на двух гитлеровских асов. О том, что перед нами не рядовые летчики, свидетельствовали драконы, нарисованные на фюзеляжах.
- Байда, прикрой, атакую ведущего! - передаю я и начинаю атаку.
Бой идет на высоте 3000 метров и сразу приобретает ожесточенный и упорный характер. Уступать, естественно, никто не хочет. Самолюбие взыграло - кто кого? Резкие маневры в бою по вертикали поначалу никому не приносят успеха. Вообще-то говоря, нам не следовало вступать в эту схватку, так как задача любого свободного охотника - выбрать цель, ударить и уйти. Но желание сразиться с немецкими асами было слишком велико. Тут уже дело шло о профессиональном престиже.
Конечно, никакого фактора внезапности ни у той, ни у другой стороны не было. Мы хорошо видели друг друга и были начеку. Вот тут-то я и оценил по достоинству своего ведомого. Пока я атаковал ведущего, Сергей аккуратно и четко прикрывал меня, не давая ведомому противника подобраться ко мне сзади и тем самым предоставляя мне известную свободу маневра. Теперь все решала техника пилотирования, индивидуальное летное мастерство.
Мы кружились по вертикали, точно связанные невидимой нитью, иногда очень удачно заходя в хвост противнику. Но атаковать его в этот момент было бессмысленно: истребители наши ходили на пределе маневра и вынести точку прицеливания вперед носа самолета врага долго не удавалось. Минут десять продолжалась эта гонка по вертикали, и я уже взмок от пота, когда мне наконец удалось поймать ведущего - тот после очередного маневра выходил из пикирования несколько плавнее, чем в предыдущий раз, и я, идя по меньшему радиусу, вынес точку прицеливания вперед и сбил "мессер".
Увидев, что ведущий сбит, ведомый бросил свой самолет в отвесное пикирование и ушел от нас. Преследовать его мы не стали.
- Молодец, Барон, - передает Сергей. - Чистая работа!
- Тебе спасибо, Байда, - отвечаю устало. - Домой пошли, что ли?
- Пошли! Дел у нас там еще хватает.
Надо сказать, что у Сергея была слабость - в свободное от полетов время он собирал мотоциклы самых фантастических конструкций. Прирожденные технические способности моего ведомого реализовывались им в самой удивительной форме: из трофейных поломанных мотоциклов Серега мастерил машины, внешний вид которых мог привести в изумление самого заядлого мотогонщика.
О том, что Крамаренко конструирует очередную модель, догадаться было нетрудно: на лице и на руках у Сергея появлялись ссадины, синяки, шишки.
- Внимание, товарищи офицеры! Завтра в случае нелетной погоды в районе стоянки 3-й эскадрильи будет продемонстрирован смертельный трюк непревзойденным мотогонщиком Байдой - гонки по вертикальной сосне. В ходе выступления гонщик будет мчаться сначала на двух колесах, затем на одном, а потом и вовсе без колес - исключительно на одном творческом экстазе! торжественно провозгласил как-то за ужином Александрюк, даже не подозревая, как близок он был на этот раз к истине.
На следующий день погода и впрямь оказалась нелетной. Сергей втихую отправился на испытания своего детища, и на большой скорости у его мотоцикла отлетели оба колеса. Изобретатель основательно пострадал - несколько дней провел он на госпитальной койке. Пришлось мне, как ведущему пары, вмешаться: ведь по вине Сергея я несколько дней летал с другим ведомым. Байда выслушал мою гневную речь, как всегда, спокойно и невозмутимо.
- Все будет в порядке, командир, не волнуйся. Мы еще с тобой полетаем. А насчет мотоциклов торжественно обещаю - все! Больше не буду!
Увы, любовь к технике оказалась сильнее обещаний: едва поднявшись с койки, Сергей тайком стал мастерить в лесу новую модель...
Наши войска стремительно продвигались вперед. Освобождена столица Польши Варшава, завершен первый этап Висло-Одерской операции. "На Берлин!" - эта установка теперь становится определяющей в нашей боевой работе.
Мы стоим в Сохачеве. Наши совместные полеты с Сергеем Крамаренко продолжаются. И вот однажды, когда мы вновь отправились на свободную охоту, в моих наушниках раздается:
- Барон, Барон, я - Комар! Как слышишь меня?
Обращаются явно ко мне, но такого позывного у нас в полку нет и не было это я точно знаю. Черт побери, кто же это мог быть? А неведомый Комар повторяет:
- Барон, я - Комар, как слышишь меня?
- Байда, если это ты Комар, то отвечай нормальным, позывным! И не выдумывай ничего больше!
Серега передает:
- Барон, это я - Байда-Комар!
Все понятно. Байда решил начать бороться с привычкой всем давать прозвища (а его вдобавок ко всему еще и в позывной превратилось) и, не поставив никого в известность, изменил свой позывной. Но какого черта он занялся этим в воздухе? Нашел время!